|
ИРОД-ЦАРЬ И ПЕТРУШКА |
|
Зима 1993. Зима 1994. Фонари на улицах не горят. В холодильнике пусто. Голодно, свободно, весело. Эля творит для знакомых вечерние платья из старых портьер и драгоценные украшения из всякого мусора – все красоты невероятной. Я торгую нашими картинками на «Вернисаже» у Крымского моста. Да еще с ноября до Святок бегаю по Москве – продаю своего «Ирода-царя». На это и живем. Помню, однажды поздним вечером, возвращаясь с какой-то выставки, шли мы по Пресне и рассуждали, можем ли мы себе позволить роскошь – купить чего-нибудь вкусьненького, не обрушив такой тратой наш недельный бюджет. Потом махнули на бюджет рукой и купили на двоих маленькую квадратную пачечку вафель, три штучки – и тут же схрумкали. Теперь вспоминаем об этом со смехом. Тогда тоже смеялись. В феврале 1992 года молодое издательство, уж не помню, как это получилось, предложило мне перевести украинские народные колядки-христославицы для детской книжки. Колядки, кроме двух-трех, оказались вовсе не народные, авторские, писанные батюшками, скучные и не натуральные. Я отказался и в свою очередь предложил написать детскую книжку о Рождестве, использовав в ней те самые две-три колядки. И – о чудо! – мы договорились. Идея Рождественской вертепной драмы напрашивалась сама собой. Из «Комедии на Рождество» Святителя Дмитрия Ростовского взял дивную сцену с пастухами, попивающими водочку, и с ангелами-птичками. Из «Царя Максимилиана» взял Скорохода. Остальное так или иначе присутствует в разных вариантах народных вертепов, причем любопытно, что в них могут быть пропущены любые сцены, кроме комических, но одна трагическая присутствует обязательно – плач Рахили. Весной я уже обсуждал с Ольгой Войтенко иллюстрации. Картинки получились замечательные, игровые, театральные. Книжка должна была выйти в свет в октябре, в крайнем случае, в ноябре, чтобы поспеть к Рождеству. Мы с Элей уехали в деревню… Книжка вышла, разумеется, после Рождества 1993… Минуло лето, осень со стрельбой в Москве и в те же дни катастрофическим снежным ураганом у нас в деревне. И вот мы снова в столице. Совершенно без гроша в кармане. Звоню издателям насчет гонорара. - Приезжайте, - говорят, - завтра. Еду, потратив последние 10 рублей на билет метро. Приезжаю, а мне говорят: - Ой, знаете, простите, но нам пришлось израсходовать ваши деньги на транспорт. Мы срочно съезжаем отсюда. Как только появятся деньги, мы вам сразу заплатим. Офис издательства располагался тогда на втором этаже домике возле Крымского моста. - Что поделаешь? – говорю я. – Дайте мне рублей 50, до дому доехать, и пачку книжек в счет гонорара. Дело было в пятницу. В субботу утром я с пачкой книжек отправился на другой конец города, на ВДНХ, и стал возле метро в бесконечный ряд торговцев. Книжку, как ни странно, покупали. Я распродал всю пачку, накупил продуктов и вернулся домой победителем. В понедельник утром звоню издателям: - Я хотел бы взять еще пару пачек в счет гонорара. - Ой, знаете, простите, но мы не можем… …тираж арестован. - То есть как это арестован? Кем? - Да вот, хозяин фирмы, у которого мы снимали помещение… - Это там, у Крымского моста? А каков, кстати, тираж? - Первый завод – 50000. - В таком случае, с вашего разрешения, я попытаюсь получить гонорар книгами, вы не против? - Ну, это вам надо договариваться с ним. Снова еду к Крымскому мосту в двухэтажный домик. На этот раз на входе сидит здоровый детина-охранник? А в коридоре штабелями лежат пачки моих книжек. Говорю охраннику, что я от издательства и хочу видеть хозяина. Охранник докладывает хозяину, а потом ведет меня к нему. В кабинете за столом сидит тучный грузин. Ты чет в меня пальцем и презрительно цедит: - Ты что, от этих? От… - Нет, - говорю, - я не от этих. Я сам по себе, я – автор этой книжки, которая там, в коридоре. - Вах! – грузин выскакивает из-за стола. – Вах, дорогой! Я как твою книжку увидел, она мне так понравилась! Так понравилась! Вах! И еще одна! Я им ссуду дал, понимаешь, без процентов на эти книжки. Два миллиона! А они мне ни копейки не отдали. - Угу, вам – миллионы, а мне – гонорар. Может, вы мне выдадите гонорар книжками. Это получается полторы тысячи экземпляров. - Ай, дорогой, садись, пиши заявление. Все пиши! Это как же? Писатель! Такую книжку написал, а они, гады… Дети голодные у писателя, а они – гады… Все про них пиши! Пишу: «Прошу выдать мне в качестве гонорара 500 экземпляров…» Подпись. Дата. Через час 50 пачек уже громоздились в моей комнате. Что сталось с остальным тиражом, не знаю. Во всяком случае, в торговую сеть книжка так и не попала…
Еще раз я съездил на ВДНХ. В будний день торговцев было столько же. Покупателей меньше. Но еще одну пачку я распродал, подписывая каждую книжку: ОТ АВТОРА. НА РАДОСТЬ. Только мне от этого уже не было никакой радости. Торговать таким образом, стоя в сером ряду торговцев, было скучно, бездарно, безрадостно. Хватит! Больше я не пойду туда ни за какие коврижки. И тогда меня клюнула очередная бредовая идея. Я отрезал голову замечательной кукле в очках, много лет назад подаренной А.Я. Ворошильским моей сестрице за поразительное сходство с ней (жалко было куклу, но что поделаешь), пририсовал тушью бороду, а Эля сшила перчатку и красный колпачок с кисточкой. Получился Петрушка – мой портрет. Для Петрушки была расписана легкая ширма из картона. И мы с Петрушкой вышли в город. «Сами писали, сами продаем!» - кричал Петрушка в подземных переходах. – «Рождественское действо про царя Ирода и его злодейство! Налетай, покупай!» За один выход удавалось продать две-три книжки. Чаще торговали Петрушку. - Сколько стоит? Тогда мы с Петрушкой сперва переглядывались, потом вперялись в покупателя, и я спрашивал, указывая на Петрушку: - Похож? - Похож. - Ага, похож! – счастливо вопил Петрушка. – Я не продаюсь! Я – соавтор!
Мы с Петрушкой были счастливы. Мы не книжкой торговали, а занимались совсем другим делом, которое я обозвал «социопсихотерапией». К нам подходили. С нами разговаривали. Вся изнанка ширмы была исписана номерами телефонов, которые нам оставляли и по которым мы никогда не звонили – что мы еще могли сказать, кроме того, что уже сказали: Радость, говорили мы, это единственное, что зависит только от нас. Все остальное от нас либо совсем не зависит, либо зависит не совсем. Радость можно найти во всем. Вот, скажем, не дай Бог, сломали вы ногу. Какая уж тут радость? Ан нет, лежите вы и думаете, а за что, а зачем мне это? И вдруг понимаете: ага, вот оно что! Вот оно, зачем! А как поймете, так и обрадуетесь, что поняли… Помню такое: стоим мы с Петрушкой днем в подземном переходе у метро. Народу мало. И вот медленно спускается по лестнице молодой человек. Крепкого такого телосложения. И лицом мрачный. Спустился и стал перед нами. Руки в карманах. С пятки на носок покачивается. Смотрит. Петрушка ему: - А вот сами писали, сами продаем! Он молча кивает. Петрушка дальше балагурит по полной программе. А я не знаю, что дальше делать. Вдруг он мне говорит. - Понимаешь, я от этих гадов иду (то ли от чиновников, то ли от бандитов, понимаю я). Хоть повесься! А тут вы стоите. Как увидел, так, поверишь, отпустило. Сколько книжка-то стоит? Купил. Ушел в метро. Постояли мы еще минут десять-пятнадцать. Собрались уходить. И вдруг – он назад бежит. - Я думал барахло какое-то. Посмотрел. Стоящая книжка-то! Давай всю пачку! Дарит буду.
Вот еще случай: В том же подземном переходе, но не у выхода, а в глубине. Стоим у стенки. Час пик. Народ густыми волнами валит мимо нас из метро. Самое скверное время для торговли. Но на нас с Петрушкой поглядывают, а у нас своя забава. Выбираем глазами кого-нибудь из толпы, и Петрушка ему кивнет-поклонится. Тот обязательно в ответ кивнет. Потом спохватится. Улыбнется. Рукой помашет. Тут подходит к нам милиционер. - Торговать тут запрещено. Петрушка ему, как заведено: - Сами писали, сами продаем. Он: - Запрещено! Идите на улицу. - Послушай, командир, - говорю я, - это разве торговля. Мы тут совсем другим занимаемся. Тут мимо за час, наверное, не одна тысяча пройдет. Один из тысячи, может быть, купит книжку. Зато сто человек обязательно улыбнуться. Вот, смотрите. Петрушка кивнул кому-то из проходящих. Тот кивнул в ответ. Мент ухмыльнулся. Постоял возле нас минут пять, ухмыляясь все шире, а потом провозгласил густым голосом: - Это вы это… государственное дело делаете! А Петрушка в ответ: - Ага! Государственное! Тот козырнул и пошел ловить других торговцев.
Множество книжек мы с Петрушкой раздарили. Беспризорным детям: остановится такой, а чаще – такая и смотрит на Петрушку. Дарю книжку, но с условием под честное слово, что книжку прочтет и пьесу как-нибудь разыграет. (А через год меня узнавали, подходили: - «Ты мне книжку подарил». – «Ну, и как, прочитал? Разыграл?» И надо сказать, кое-кто даже и разыграл, как смог.) И детям вполне благополучным: он упирается, ему интересно, а мама его за руку волочет – ей либо некогда, либо денег жалко. Догоняем и, если не удается остановить, разговорить, суем книжку детенышу – пусть порадуется…
Она с Петрушкой, как оказалось, какие-то газеты писали. А однажды мы дали интервью корреспонденту BBC. Мы, можно сказать, прославились.
Отклик на эту публикацию последовал практически немедленно. На Рождество «Ирода-царя», как мне сообщили, разыграли в Колонном зале и на Васильевском спуске. Потом последовали звонки (и продолжалось это несколько лет) из разных школ и клубов – меня приглашали на спектакли (где я не без успеха продавал книжки). Спектакли были разные – и кукольные, и живые, и совсем простецкие, и отлично поставленные и сыгранные. Однажды я получил роскошный комплимент по телефону: «Ой, здравствуйте! Ой, вы, значит, живы! А мы думали вы давно померли, еще в прошлом веке…» По сей день «Ирода-царя» играют. И в Интернете можно найти разные варианты этого текста, но полного нет. И переиздать книжку не удается. Так что публикую его здесь
Владимир Тихомиров. Рождество 2009 года.
|
