перевод
Владимира Тихомирова
  (1992 г.)
 

Содержание.

I.  Сон богов. Сон во сне. Слово Предвечного. Пробуждение богов.

II.  Боги творят. Мир первоначальный. Шатер богов. Два цветка. Печаль Найны. Песня "Найна". Вард творит звезды. Засевание мира. Прорицание Эвы. Спор Ваймо и старшего брата. Луна и Солнце. Проклятие Морога. Первое утро - первая битва. Пробуждение мира. Речи о смерти и бессмертии.

III.  Пробуждение людей. Адан и Аданэва. Первое слово. Огонь. Айвы и эйвы. Дубинка Адана. "Золотой век". Дракон Уррых. Песенка про Адана. Беседа и единоборство Адана  с драконом. Проклятие Уррыха. Завершение золотого века.

IV.  Проклятие Уррыха. Заступничество Найны. Песня про Луну и Солнце. Заговор против змей и кровососов. Ваймо творит зиму. Морог творит напасти. Напутствия богов.

V.  Долина Гьюди - середина мира. Слово Адана. Сборы в дорогу. Путь через горы.  Ропот юных.  Завет Адана. Песня-заговор о трех красавицах. Дети. Строительство  Анатэры. Камень Адана.

VI. Анатэра - середина мира. Белый камень Адана. Строительство Анатэры. Три невесты. Их шатры. Сигнальный огонь. Прорицание дев. Небесная капля. Слово Аданэйена. Изгнание дев. Прощание. Небесная капля и желудь. Священный дуб. Заговор от зубной боли.

VII.  Великое море. Моление Адана о земле. Аданэйвин заклинает сосну. Лодка. Аданайван-кузнец. Морог твори Морского Змея. Загадка. Рыбалка. Великая рыба. Морской Змей. Ильмо Ватир поднимает остров Аталанту. Плач Аданэвы. Рождение внуков Адана. Колыбельная.

VIII.  Плавание: остров белых айвов, остров руконогов и другие острова, остров белых эйвов. Закатные врата. Чертоги богов. Боги и Адан. Уход Адана. Песня о двух звездах.

IX.  Верховная власть младшего брата. Аталантэ. Сон братьев. Обратный путь. Аталанта.
Х Героические песни.

I.

[ Сон богов. Сон во сне. Слово Предвечного. Пробуждение богов.]

Что было вначале?

Не было неба.

Не было моря. Не было суши.

Были вначале великие души.

Великие души спали.

Что было вначале?

Великие души - великие боги -

себе чертоги в себе воздвигли,

в своих чертогах они уснули,

покуда спали, во сне творили:

приснилось небо - бессмертное небо,

приснилось море - бессмертное море,

приснилась суша - бессмертная суша.

Что было вначале?

Великие боги,

в своих чертогах они проснулись,

увидели въяве не то, что снилось:

явилось небо - мертвое небо,

явилось море - мертвое море,

явилась суша - мертвая суша.

Не было в небе света.

Ветра не ведал воздух.

Волн не ведали воды.

Время еще не длилось.

Смутились боги - дважды семь их было, -

совет держали семь сестер, семь братьев,

воззвали хором, к Отцу воззвали:

- Отец Предвечный, твои мы дети,

себе чертоги в себе воздвигли

и в них мы спали, во сне творили:

бессмертным снилось - явилось мертвым.

Подай нам помочь!

Воззвали дважды.

Воззвали трижды.

Восьмой же брат, старейший,

первосотворенный,

один посреди чертогов

он молчал, не внимая.

И молвил Отец Предвечный:

- Еще не родившись, дети, сон во сне вы творили.

Теперь, пробудившись, дети, идите творите въяве.

Да будете вы бессмертны и будете неизменны.

Бессмертное с мертвым схоже -

меняя облик, не меняет сути...

Пробудились великие боги.

II.

[Боги творят. Мир первоначальный. Шатер богов. Два цветка. Печаль Найны. Песня "Найна". Вард творит звезды. Засевание мира. Прорицание Эвы. Спор Ваймо и старшего брата. Луна и Солнце. Проклятие Морога. Первое утро - первая битва. Пробуждение мира. Речи о смерти и бессмертии.]

И тогда они пробудились,

пробудившись, они творили,

не во сне - наяву творили

то, что видели в сновиденье:

беспредельны извечные воды,

им же имя - Океан Единый,

середины он не имеет,

средина его повсюду,

среди вод сотворили остров -

чашу мира и в чаше - море,

в море сушу, над миром крышу -

свод небес и под ними остров,

/он же ныне Землей зовется,

ибо стал колыбелью Смертным/,

был под небом подобен льдине,

был он белым, но не был светлым, -

не было в небе света,

ветра не ведал воздух,

волн не ведали воды,

время еще не длилось,

не было дня, ни ночи,

ни рассвета, ни зорь вечерних,

ни дневного огня, ни ночного,

ни подземного, ни земного,

звезды ясные не сияли...

Сотворили они мир, притомились,

притомились, отдохнуть решили,

пир устроить - среди мира веселье,

поспешили к своему шатру-чертогу:

тот шатер был не выше наших,

был не краше, не шире наших,

вроде наших был шатер походный,

чуть повыше и чуть покраше,

тот шатер о семи серебрых,

о семи золоченых ребрах:

дважды семь и одна опора -

диво-древо посередине;

были исчерна сини стены,

и по сени - узорный иней,

и на древе попеременно

два пресветлых цветка расцветали:

золотой цветок - будто полдень,

и серебряный - будто полночь;

два цветка на память и в полночь,

дабы свет и тьму различали,

подарил их вначале детям

сам Отец Предначальный, молвил:

- Вы же, первенцы мои, мои очи,

вы же, первенцы мои, мои руки,

вы - уста мои, язык и небо,

вы же - уши мои, мои ноздри,

вы же, первенцы, - мои ноги и чресла,

вы же - мысли мои,

вы же, первенцы, - мое сердце,

вам дарю на память и в помочь,

дабы свет и тьму различали,

золотой цветок - будто полдень,

и серебряный - будто полночь...

Притомились, отдохнуть решили,

поспешили к своему  шатру-чертогу,

чередой входили, откинув полог,

а последней Найна шла - оглянулась.

Там расселись они по лавам -

дважды семь вкруговую стояло

и одна скамья на помосте, -

там расселись они, пили, ели,

веселились, песни пели, играли,

только Найна не пила, не ела,

не играла, не пела со всеми.

Ей сказала Вард, сестра-богиня:

- Что не пьешь ты, не ешь? Чем не рада?

Нам не надо ни питья, ни снеди,

мы едим и пьем для веселья

и поем, и на струнах играем.

Отвечала Найна сестре-богине:

- Ныне мир творили мы, притомились

и на пир в шатер поспешили,

чередой входили, откинув полог,

я последней шла - оглянулась

и увидела мир бессветный,

мир бессметный, как будто мертвый:

беспределен Океан Единый,

а над миром беспросветное небо,

а под небом недвижимое море,

а на море, подобно льдине,

посредине пустынный остров -

темен мир и невиден.

Собирались мы, дети, в дорогу,

получили от Отца на память

два цветка, два огня, два света,

золотой цветок и серебрый,

чтобы тьму и свет различали.

Вкус печали теперь я знаю.

- Отчего ты загрустила, Найна,

две слезинки уронила, Найна?

- Все, что было сердцу мило, нэйна,

что любила - все забыла Найна!

- Отчего ты загрустила, Найна,

две слезинки уронила, Найна?

- Сердцу мило все, что было, нэйна,

что любила, не забыла Найна!

Уронила две слезинки, Найна -

вырастали две травинки, Найна:

на одной - цветок забвенья, нэйна,

на другой - цветок страданья, Найна.

Улыбнулась Вард, засмеялась -

серебристо звенел ее голос

то ли радостью, то ли грустью -

зачерпнула света полной горстью

и плеснула в небо, откинув полог...

И опять она засмеялась,

заиграла, заплескалась в ладоши

и серебряный ковшик  с цепочкой

полный влаги метнула в небо.

Отразились в озерах звезды -

                       сверху звезды и звезды снизу,

в землю зернами пали звезды -

                       сверху звезды и звезды снизу,

мир, засеянный звездным светом, -

                       сверху звезды и звезды снизу, -

станет он колыбелью Смертным -

                       сверху звезды и звезды снизу,

стал светлей, но не стал он светлым -

                       сверху звезды и звезды снизу,

ибо не было дня и ночи,

не ходили луна и солнце,

ибо время еще не длилось,

только ясно сияли звезды.

Ковш серебряный доныне в небе

на гвозде висит на цепочке.

Дважды семь их сидело вместе,

семь сестер в шатре, семь братьев

и восьмой, сотворенный первым,

он один сидел на помосте,

поглядел он, увидел, рассердился,

рассердился он, молвил в гневе:

- Кто же деве позволил это,

влагой света забрызгать небо?

И ответила Вард, засмеялась,

серебром звенел ее голос:

- Это я окропила небо,

влагой света, чтоб светлее быдл,

чтобы Найне веселее стало -

вот и стало светлее в мире,

только Найна веселей не стала.

Еще пуще он рассердился,

потемнело лицо от гнева.

Встала Эва, сказала слово,

прорицала Хранительница Жизни:

- Отразились в озерах звездах -

сверху звезды и звезды снизу,

пали зернами звезды наземь -

сверху звезды и звезды снизу,

мир засеян - земля и воды,

будет утро и будут всходы -

сверху звезды и звезды снизу.

Пуще прежнего он разъярился -

лик его почернел от гнева.

Слово молвил великий Ваймо,

светлоликий повелитель поднебесья:

- Здесь я, Ваймо, и вы, мои сестры,

здесь я, Ваймо, и вы, мои братья,

ты же, брат, сотворенный первым,

старший, помни, что все мы ровни:

не равны силами, но равны властью -

каждый частью своей владеет;

подарил нам Отец в начале

два цветка, два огня, два света,

 чтобы тьму и свет мы различали.

Вижу: лик твой не светел - темен!

Так ответил первосотворенный:

- Первый я, сотворенный первым,

вам я ровня, но не равен властью:

каждый частью своей владеет,

власть моя - надо всеми вместе,

тьма покорна мне и свет покорен!

Ликом черен, вскочил он с места,

встал, огромен, среди помоста,

золотой цветок сорвал, расцветавший,

он сорвал его и смял, рассмеялся  -

опалил огонь ему руки,

и серебряный цветок, отцветавший,

он сорвал его и смял, рассмеялся  -

стали руки его ледяными

/оттого ему имя - Морог/.

Темный жар побежал по жилам,

льдом нетающим стало тело,

хохотал он, от боли корчась, -

своей волей он выбрал долю.

Возопил - не стерпел и бросил,

со всей силы метнул их в небо,

золотой цветок и серебрый,

золотой цветок - будто полдень,

и серебряный - будто полночь,

возопил он: - Да будет проклят

всяк, увидевший свет небесный...

И настало первое утро.

И настало первое утро.

Тьма на закате, морок -

рати скликает Морог,

кони летят, крылаты,

черные блещут латы,

об осьми осях колесница,

меч в деснице его дымится,

а на восточном пороге

в рога затрубили боги,

врага на бой вызывая,

братья стоят и сестры,

серебрые  копья востры,

алы доспехи, белы,

золотые в колчанах стрелы,

луки у них тугие,

лики у них благие.

Так настало первое утро:

Морог начал, ударил первым, -

грянули громы, прянули кони,

взрыли  копытами землю,

колесницей избороздили, -

поднял меч он, с плеча ударил,

пыхнуло пламя   - горы воздвиглись,

раскачалось море в чаше мира,

затопило половину суши,

отступило, затопило снова -

белый камень омыли воды.

Боги ответили: светлые копья

встречь метнули - пали кони,

черным пеплом земля покрылась,

белый камень, омытый морем.

Морог пеше заходит с севера,

встречь ему выступают семеро,

латы алы, плащи их белы,

с тетив слетают золотые стрелы.

Попятился Морог на северо-запад,

бежал от света за пределы мира...

Тогда на закате воздвигли боги

твердыню-крепость, свои чертоги,

на границе владений светлых,

чтобы враг не тревожил смертных.

Так настало первое утро:

восходило первое солнце,

восходило оно над миром,

восходило над морем синим,

бились волны о белый берег,

черный пепел стал черным туком,

тучной почвой для прозябанья

трав земных и дерев тенистых -

эти первыми пробудились,

потянулись ростками в небо;

в чистых водах проснулась рыба,

заиграла на перекатах,

в полдень - бабочки и стрекозы,

а под вечер проснулись крабы -

боком-боком на отмель вышли,

а под первой луною в полночь

пробудились ночные твари -

светляки и летучие мыши.

Восходило второе солнце,

восходило оно над миром,

восходило над морем синим:

в день второй пробудились птицы,

птицы пели в кустах цветущих,

пробудились лесные звери,

рыли норы, искали пищу,

все живое проснулось к полудню,

и к заре вечерней на деревьях

первые плоды уже созрели.

Восходило третье солнце,

восходило оно над миром,

восходило над морем синим:

на заре пробудились люди,

племя смертное пробудилось -

в третий день пробудилось время.

Третьей ночью в полночь пробудились

порождения тьмы и гнева:

Морог проклял мир - сбылось проклятье...

Увидала Найна солнце - улыбнулась,

увидала мир цветущий - рассмеялась,

увидала Смертных - приуныла,

опечалилась, молвила Эве:

- Вечны боги и солнце вечно,

вечен мир и над миром звезды,

отчего же не бессмертны люди?

Что ответит мне Хранительница Жизни?

Так ответила Эва Найне,

слово молвила Хранительница Жизни:

- Мы не вечны, зато бессмертны,

мир бессмертен, зато не вечен:

дар великий люди получили,

ибо смерть - рожденье новой сути.

Нам, бессмертным, не постигнуть смерти.

Позавидовал Морог смертным -

сам не знает, чего он жаждет, -

думал, Власть - это Смерть, - ошибся,

думал, Смерть - это Тьма, - ошибся...

III.

[Пробуждение людей. Адан и Аданэва. Первое слово. Огонь. Айвы и эйвы. Дубинка Адана. "Золотой век". Дракон Уррых. Песенка про Адана. Беседа и единоборство Адана  с драконом. Проклятие Уррыха. Завершение золотого века.]

На заре, на зоре возле озера Гьюди

люди первые пробуждались...

При горе Хэлтори начиналось,

начиналось время, прорастало,

прорастало семя, пробуждалось,

пробуждалось  племя человечье.

Первым Адан пробудился,

пробудился, огляделся

и увидел Адан:

Аданэву рядом.

Аданэва пробудилась,

пробудилась, потянулась,

потянулась и сказала:

- Хорошо! - она сказала -

прозвучало в мире слово.

И тогда пробудились другие...

Боги Адана наградили,

дали Адану дивное диво -

подарили ему огниво,

подарили ему кресало,

чтобы пламя не угасало...

Кликнул Адан: - Ай вы, горные люди!

Вы найдите черные камни,

расколите их, раздробите

и сварите из них  железо

для оружия и орудий.

С той поры и зовут их - айвы.

Отвечали горные айвы:

- Мы не станем портить наши горы...

Кликнул Адан: - Эй вы, люди лесные!

Вы большие варите деревья,

распилите стволы на доски,

чтобы строить дома и лодки.

С той поры и зовут их - эйвы.

Отвечали лесные эйвы:

- Мы не станем валить деревья,

не нужны нам дома и лодки...

Хлеб непахан, несеян родился,

долгий лен на полях родился,

на деревьях, всегда зеленых,

расцветали цветы, отцветали,

созревали плоды ежедневно -

были в мире весна и осень,

длилось в мире теплое лето,

а зимы еще не было в мире...

Сделал Адан себе дубинку,

сделал палицу себе из дуба,

опалил на огне дубовую палку -

невеликая была дубинка,

чуть поменьше столетнего дуба.

Темный Морог породил дракона,

наградил его огнем и дымом,

жил дракон под горой Хэлтори,

рыл дракон подземные корни:

задрожала гора Хэлтори,

задрожали окрестные горы,

раскачалось озеро Гьюди,

заходили по озеру волны -

испугались люди, закричали.

Не откликнулся Адан - спал он,

положив под голову дубинку.

Раскололась гора Хэлтори,

раскололась она, расселась,

из расселины червь подземный,

выползал он, сказал, выползая,

выползая, сказал он: - Ур-рых! -

темным пламенем из пасти пыхнул,

и наполнился воздух дымом,

закипело озеро Гьюди,

как вода в котле, закипело.

Испугались люди, закричали,

прибежали они к Аданэве.

Стала Адана будить Аданэва,

а он спит, ничего не слышит,

подложил под голову дубинку.

Вот ползет дракон из-под горы Хэлтори,

вылезает червь подземный, выползает,

извивается огненный Уррых:

подошел он к озеру Гьюди, -

как вода в котле, оно кипело, -

выпил Уррых кипящую воду

и рыгнул, довольный, наполнив брюхо;

черным паром наполнился воздух,

помрачилось небо в полдень, затмилось,

солнце в небе и земля закачались -

испугались люди, закричали.

Растолкала Адана Аданэва,

пробудился он, удивился,

удивился, промолвил:

- Ты зачем меня будишь, Аданэва,

среди ночи, не дождавшись утра?

Отвечала ему Аданэва:

- Уже полдень наступил, лежебока,

до полудня ты спал, бездельник,

положив под голову дубину.

Темный Морог сотворил дракона,

он подгрыз, дракон, горные корни,

и расселась гора Хэлтори,

из расселины червь подземный,

выползал он, сказал он: - Ур-рых, -

а из пасти его - дымное пламя;

подошел он к озеру Гьюди, -

как вода в котле, оно вскипело, -

змей же выпил кипящую воду

и рыгнул, довольный, наполнив брюхо,

испугались люди, закричали,

прибежали ко мне, Аданэве,

чтобы я тебя разбудила.

Ты же спишь, ничего не слышишь,

подложил под голову дубинку.

В сто локтей был Адан ростом.

                                            Ой-ли, эй-ли, пой!

Как олень, был Адан быстрым.

                                            Ой-ли, эй-ли, пой!

Как орел, был Адан зорок,

                                            Ой-ли, эй-ли, пой!

меж плечами - локоть в сорок,

                                            Ой-ли, эй-ли, пой!

сам из лучших наилучший,

                                            Ой-ли, эй-ли, пой!

был он, будто бык могучий!

                                            Ой-ли, эй-ли, пой!

Взял свою дубину Адан

                                            Ой-ли, эй-ли, пой!

и пошел на битву с гадом.

                                            Ой-ли, эй-ли, пой!

Дал он Уррыху под вздох,

от удара змей подох!

                                            Ой-ли, эй-ли, пой!

Адан встал, ухватил дубину -

невеликая была дубинка,

чуть поменьше столетнего дуба, -

и пошел он к озеру Гьюди

переведаться с драконом силой;

там лежал он, червяк, в озерном ложе,

как в сухом котле - сырое мясо,

черный пар из ноздрей подымался,

затмевая полуденное солнце,

так дремал он, утомивший жажду.

Молвил Адан: - Послушай, Уррых,

для чего ты выпил озеро Гьюди,

для чего помрачил свет солнца?

Без воды засыхают травы

луговые, степные, лесные,

а без солнца не цветут деревья,

не цветут они, не плодоносят,

стали звери пожирать друг друга,

люди стали голодать  и мерзнуть!

Для чего ты выпил озеро Гьюди?

Молвил Уррых: - Послушай, Адан,

породил меня, дракона, Морог,

наградил меня огнем и дымом,

наделил неуемной жаждой,

чтобы выпил я озеро Гьюди,

чтобы люди голодали и мерзли,

чтобы звери пожирали друг друга,

чтобы высохли деревья и травы,

чтобы солнце помрачилось в небе.

Для того я и выпил озеро Гьюди!

Молвил Адан: - Уходи отсюда, Уррых,

отпусти на волю воды Гьюди,

уходи, живи в норе подгорной,

уходи, грызи коренья земные.

Разойдемся миром! - Так молвил Адан,

Отвечал ему Уррых:

- Я уйду, уйду я отсюда,

я уйду, когда воды Гьюди

переварят мой огонь в желудке

и возжаждет во мне моя жажда;

а пойду я на закат отсюда

за те горы к великому морю -

буду пить его, пока не выпью.

Тут разгневался Адан, ударил,

он ударил палицей дубовой -

невеликая была дубинка,

чуть побольше столетнего дуба, -

он ударил червя посередке,

он ударил его по брюху -

изрыгнул дракон воды Гьюди.

И в другой раз ударил Адан,

он ударил в голову змея,

он расплющил голову змея -

оттого-то весь род змеиный,

оттого все змеи плоскоголовы.

И еще раз ударил Адан,

в третий раз он ударил по лапам -

оттого-то весь род змеиный,

змеи все и черви безноги.

Изрыгнул дракон воды Гьюди -

вновь наполнилась озерная чаша.

Вот он, вот ползет червяк размозженный,

вот он, вот ползет змей плоскоголовый,

вот на брюхе ползет он, безногий,

уползает в нору под горою,

уползая в нору под горою,

изрыгает он свое проклятье,

изрыгает проклятье Уррых:

- Породил меня, дракона, Морог,

наделил неуемной жаждой -

вот и выпил я воды Гьюди,

утолил на время свою жажду;

погубили меня злые люди  -

был я страшен в живых, а в мертвых

буду я для них стократ страшнее:

станет жажда моя неутолимой,

и не будет от меня спасенья.

С той поры из-под горы Хэлтори,

из норы драконьей вылетают

мошкары несметные тучи,

комары, слепни и гнус - кровососы,

выползают ядовитые змеи,

черви белые и черные пиявки -

жажда их вовек неутолима

и нигде от них  нет спасенья.

Призадумались горные айвы,

отыскали черные камни,

раскололи их, раздробили

и сварили из них железо

для оружия и орудий.

Призадумались лесные эйвы,

повалили большие деревья,

распилили стволы на доски,

стали строить дома и лодки;

луговые накопали глины,

налепили горшков и плошек,

а степные коней приручили.

И учили они друг друга

всем ремеслам и всякому делу.

IV. 

[Проклятие Уррыха. Заступничество Найны. Песня про Луну и Солнце. Заговор против змей и кровососов. Ваймо творит зиму. Морог творит напасти. Напутствия богов.]

Хлеб непахан, несеян родился,

долгий лен на полях родился,

на деревьях, всегда зеленых,

расцветали цветы, отцветали,

созревали плоды ежедневно -

были в мире весна и осень,

длилось в мире теплое лето,

а зимы еще не бывало;

но не стало ни житья им, ни покоя:

день и ночь из-под горы  Хэлтори,

из норы драконьей вылетали

мошкары несметные тучи,

комары, слепни и гнус - кровососы,

выползали ядовитые змеи,

черви белые и черные пиявки -

жажда их вовек неутолима,

и нигде от них нет спасенья.

И пришли тогда к озеру Гьюди

айвы горные и эйвы лесные,

луговые и степные люди -

все пришли. И взмолился Адан...

Услыхала Найна, сказала,

опечалилась она, сказала:

- Слышишь, Ваймо, там плачут люди,

у высокой горы Хэлтори

на широком озере Гьюди

им не стало ни житья, ни покоя.

Улыбнулся великий Ваймо и промолвил

светлоликий повелитель поднебесья:

- Ты не плачь, не печалься, Найна,

это горе - нэйна! - еще не горе.

Высока гора Хэлтори, не спорю,

да найдутся горы и повыше,

хоть широко озеро Гьюди,

да великое море - шире.

Эти люди еще младенцы,

подрастут - уйдут из колыбели.

И ответила ему Найна:

- В колыбели ребенок плачет!

И сказала Вард, засмеялась -

серебром звенел ее голос, -

так сказала сестра-богиня:

На заре, на  заре

по росе на коне

Солнце выезжало.

              Солнце выезжало.

На заре, на заре

босиком по траве

Луна побежала.

              Луна побежала.

Повстречались на бугре,

Солнце молвило сестре -

росами умылось.

              Росами умылось.

Солнце молвило Луне:

будешь ты женою мне -

и низко поклонилось.

              Низко поклонилось.

А Луна все не да не,

не пристало это мне -

Луна застыдилась.

              Луна застыдилась.

- Не за братом быть сестре,

не за Солнцем быть Луне, -

и платком закрылась.

              И платком закрылась.

С той поры и повелось:

ходят по небу, да врозь,

              Солнце все ярится,

              а луна стыдится.

И сказала Вард, засмеялась -

серебром звенел ее голос, -

так сказала она сестре-богине:

- Ты не плачь, не печалься, Найна,

коль дитя в колыбели плачет,

значит, вырастет оно сильным.

И еще сказала Вард сестре-богине:

Трех крылатых, трех бескрылых,

трех летучих, трех ползучих -

соберем и всех раздавим,

вырвем жало, не жалея.

Трех безрогих, трех безногих,

черных змей, червец белесых

соберем и всех раздавим,

вырвем жало, не жалея.

Как они нас не жалели,

так и мы их не жалеем -

вырвем жало, не жалея.

На горе - гора,

на горе - бугор,

посреди бугра

я кладу топор -

все раздавлены, все убиты,

чтобы нам они не вредили.

Таково заклинание против

ядовитых и кровососов.

Эва молвила, хранительница жизни:

- Сотворил этих тварей Морог,

сотворил их Уррых убитый:

не сама я творю живое,

не творя, я храню живое -

все живое да будет живо.

Еще пуще опечалилась Найна, вздохнула,

так вздохнула она, сказала:

- Все живое да будет живо.

В колыбели ребенок плачет...

Принахмурился великий Ваймо,

призадумался он, промолвил:

- В мире зло родилось, от злого

снова зло народится злое

и наполнится мир злорадством.

Эти люди покуда благи,

эти люди еще младенцы,

подрастут - уйдут из колыбели.

Что же ныне нам делать, боги?

И взмахнул он рукою левой,

рукавом он взмахнул широким,

тот рукав был из белой ткани

весь расшитый серебряной нитью,

серебристыми цветами и птицами,

а другой рукав - из синей ткани

с золотыми цветами и птицами.

Вот взмахнул он рукою, Ваймо,

рукавом он взмахнул широким -

полетели белые птицы,

закружились над горой Хэлтори,

закружились по-над озером Гьюди,

белый пух уронили наземь.

Во второй раз он взмахнул рукою -

зацвели деревья белым цветом,

пал на травы мороз - серебряный иней.

В третий раз он взмахнул рукою -

замолчали ручьи и реки,

льдом подернулось озеро Гьюди,

льдом узорчатым покрылись воды.

Так зима появилась в мире.

Стало тихо в мире, покойно,

стало тихо в мире, морозно,

затопились очаги и жаровни

в человеческих жилищах - то придумал

мудрый Адан, рожденный первым, -

укрывались шкурами люди,

до утра они спокойно спали.

Темный Морог породил метели,

породил бураны и вьюги,

породил он снежных змей - поземку,

породил бесснежные зимы,

породил он безводные лета,

спорынью породил и недороды,

породил он жуков полосатых,

породил насекомых, жрущих

всякий корень, всякий лист и стебель,

и плоды, и ягоды, и злаки;

стали звери пожирать друг друга,

стали люди голодать и мерзнуть -

им не стало ни житья, ни покоя

ни зимою, ни весной, ни летом...

Вот  пришли они к озеру Гьюди,

айвы горные и эйвы лесные,

луговые и степные люди -

все пришли на совет. Молвил Адан...

Молвил Адан: - Нам пора в дорогу;

мудрый Уррых, дракон, мной убитый,

он сказал: есть великое море

далеко на закате за горами...

Молвил Ваймо: - Пора им в дорогу.

Улыбнулась печально Найна.

Вард беспечная рассмеялась -

серебром звенел ее голос.

Эва молвила, хранительница жизни:

- Все живое да будет живо.

И  сказали все боги, семь сестер, семь братьев:

- Да хранят их в пути благие боги.

V. 

[ Долина Гьюди - середина мира. Слово Адана. Сборы в дорогу. Путь через горы.  Ропот юных.  Завет Адана. Песня-заговор о трех красавицах. Дети. Строительство Анатэры. Камень Адана.]

Ходит по небу великое Солнце,

от восхода идет к закату,

на закате за горами великое море,

а за морем живут великие боги,

на восходе за горами - великие горы,

в тех горах живет великий Морог,

за горами на севере живет Полночь,

за горами на юге живет Полдень,

а в средине - гора Хэлтори,

у подножья - озеро Гьюди,

где впервые люди зародились.

Вот сходились они на озерный берег,

айвы горные, лесные эйвы,

луговые и лесные люди -

все сходились на совет.

                                   Молвил Адан:

- Ай вы, горные люди, айвы,

эй вы, люди лесные, эйвы,

луговые и степные люди,

долго жили мы над озером Гьюди,

у горы Хэлтори долго жили,

 ели-пили, не знали  горя.

А теперь нам нет ни житья, ни покоя.

Темный Морог породил дракона,

выпил Уррых озеро Гьюди,

как ударил я его - обратно воды

изрыгнул он в озерную чашу,

я ударил во второй и в третий,

я убил дракона - он же, мертвый,

породил он комаров, мух-кровососов,

мошкару, червей и змей ядовитых -

и не стало нам ни житья, ни покоя

ни весной, ни осенью, ни летом.

Сотворили боги тихую зиму,

темный Морог сотворил ненастья,

сотворил пургу, метели, стужу,

сотворил бесснежные зимы,

сотворил безводные лета,

суховеи сотворил, недороды -

и не стало ни житья нам, ни покоя

ни зимою, ни весною, ни осенью, ни летом.

Не пора ли нам, народы, в дорогу

вослед богу пресветлому, Солнцу:

каждодневно солнце по-над горами

от восхода идет к закату.

Мне же Уррых-дракон, мной убитый,

молвил, мол, на  закате за горами,

за горами, там великое море -

буду пить, сказал, пока не выпью.

Долго жили мы в колыбели,

пили-ели, беды не знали,

а теперь нам пора в дорогу?

Молвил Адан. Совещались люди.

Собирались люди в дорогу.

А иные не пошли, остались.

А иные в пути отстали.

А иные с пути вернулись.

Десять тысяч мужей и жены,

жен семь тысяч и три тысячи незамужних,

также дети обоего пола.

На три года взяли припаса:

девять сотен коров с быками,

не считая телят и телок -

все рогатые рыжей масти, -

девять сотен кобыл с жеребцами,

а баранов с овцами - без счета,

также коз и козлов вожатых;

взяли тысячу шатров походных -

те шатры о семи серебрых,

о семи золоченых ребрах,

дважды семь опор и одна опора -

древо-матица посередине,

как измыслил то премудрый Адан,

Вот ведет их премудрый Адан,

первый год по горам ведет их.

А иные не пошли, остались.

А иные в пути отстали.

А иные с пути вернулись.

Вот ведет их премудрый Адан,

год второй по горам ведет их.

А иные с пути вернулись.

А иные в пути отстали.

А иные в горах осели.

Вот ведет их премудрый Адан,

третий год по горам ведет их,

девять сотен юных, неженатых,

девять сотен юных, незамужних,

все женатые - в пути отстали,

все замужние - в горах осели,

с ними дети обоего пола.

На исходе третьего года

девять сотен юных возроптали,

девять сотен юных возопили,

приступили к Адану, молвя:

- Вот идем мы по горам  три года;

в первый год половину стада

разорили медведи, волки,

во второй год из той половины

половину разорвали горные кошки,

а на третий - и половины

от той четверти не осталось,

а великого моря все не видно.

Что нам делать, премудрый Адан?

Призадумался премудрый Адан,

встал на камень он огляделся,

поглядел на восток, на запад,

поглядел он на юг, на север,

огляделся он, подумал и молвил -

молвил Адан:

                       - Потерпите, дети!

Третий год я веду вас, дети,

без дороги, выбирая дорогу

вослед богу пресветлому, Солнцу  -

ходит солнце по-над горами,

от восхода идет к закату,

не идет от заката к восходу, -

так и  нам нет возврата, дети,

и конца походу не видно.

Было нас четыре народа:

айвы горные, лесные эйвы,

луговые, степные люди -

все на озере Гьюди жили,

а теперь вы народ единый,

все вы юны, все неженаты,

все вы юны, все незамужни -

где тут айвы и где тут эйвы? -

все вы ныне аданово племя,

все вы ныне Аданэвы дети,

не степные, не луговые -

имя новое выбирайте!

Огляделся я, встал на камень,

поглядел я на юг, на север,

обратился я лицом к восходу,

обратился я лицом к закату, -

на восток нам возврата нету,

и походу конца не видно.

Вы шатры походные здесь поставьте,

здесь три года в шатрах живите,

вы живите здесь, вы женитесь,

вы женитесь, детей плодите,

вы живите в шатрах три года,

не рубите из бревен срубов

и не стройте жилья из камня,

стойте стойбищем три года, ждите.

Я же, Адан, и со мной Аданэва,

Аданэва со мной и три сына,

а четвертого с вами  оставлю,

мы быка возьмем и корову,

жеребца возьмем и кобылу,

трех овец возьмем и барана -

завтра поутру рано выйдем:

будет солнце глядеть нам в спину,

в полдень будет над головою,

а под вечер в глаза нам глянет.

Коль пройдем мы через эти горы,

коль найдем великое море,

будут вести - пошлю к вам сына,

он отыщет вас на этом месте,

вы же стойте здесь, ждите три года.

Коль не выйдем к великому морю,

коль не будет конца дороге -

пусть хранят вас боги!

                       Так он молвил.

И сыграли там четыре сотни свадеб,

семь да сорок еще сыграли -

три девицы незамужними остались.

Ходит по небу, солнце по небу,

ходят посолонь три красавицы,

идут поутру,

идут по воду.

Сестра первая солнцу молится:

ты возьми меня на небо, солнышко,

будет, солнышко,

тебе женушка.

А вторая сестра морю молится:

ты возьми меня, море, на донышко,

будет, морюшко,

тебе женушка.

Сестра третья земле молится:

мне не надо ни моря, ни солнышка -

земля-матушка,

вороти дружка.

Первым годом народились дети;

тут родители стали думать:

для чего нам жить в шатрах походных?

Мы из бревен поставим срубы

и накроем их тесовой крышей -

хорошо нам будет жить в домах из бревен,

нашим первенцам теплее будет.

Вторым годом народились дети;

тут родители стали думать:

нашим первенцам теплее будет,

коль поставим мы дома из бревен.

У иных же - двое, погодки;

те родители стали думать:

для чего нам жить в домах деревянных,

мы поставим дома из камня.

Третьим годом народились дети.

Там уж город стоял немалый

посреди зеленой долины -

в нем четыре сотни домов деревянных,

семь да сорок домов из камня,

городские стены и башни,

и ворота на все четыре стороны света:

на восход глядят ворота - на восходе горы,

за горами озеро Гьюди,

на закат глядят ворота - на закате горы,

за горами великое море,

за горами на севере - полночь,

за горами на юге - полдень,

а в средине - в долине город.

И назвали город - Анатэра,

а по-нашему - Серединный.

И доныне у ворот закатных

там лежит превеликий камень,

на том камне стоял премудрый Адан

и глядел он на все стороны света.

VI.

[Анатэра - середина мира. Белый камень Адана. Строительство Анатэры. Три невесты. Их шатры. Сигнальный огонь. Прорицание дев. Небесная капля. Слово Аданэйена. Изгнание дев. Прощание. Небесная капля и желудь. Священный дуб. Заговор от зубной боли.]

Среди гор - Срединный город, Анатэра,

среди мира - белая ограда,

стены белые, надвратные башни,

за стенами пашни и пастушни,

за лугами - гор высокие отроги,

а по склонам - чертоги леса:

где еловый лес, где бор, где дубрава  -

такова оправа Анатэры.

А в ограде - высока его ограда! -

среди града холм стоит зеленый,

на зеленом лежит белый камень -

и доныне на том же месте

на вершине холма лежит он,

был он бел, а теперь стал темен,

был он цел, а теперь расколот,

будто молот ударил в камень,

будто пламень ожег палящий, -

с того камня настоящий Адан,

там стоящий, озирал Анатэру,

когда не было еще Анатэры

и с людьми говорили боги.

На зеленом возле белого камня,

там три девы сидели, три невесты,

Аданэвы трех сынов ожидали,

а четвертый Анатэрой правил;

тот, четвертый, Адана семя,

Аданэйен  было ему имя,

он поставлен был отцом над ними,

мудро правил он, справедливо.

Первый год он правил, со второго

слово Адана позабыл он,

он отцова не исполнил веленья:

стойте стойбищем в шатрах три года, -

стал каменья тесать для ограды,

стал рубить он из бревен срубы,

стал из камня строенья ставить -

так построил Аданэйен город,

за два года воздвиг Анатэру.

На холме посреди Анатэры

на зеленом возле белого камня,

там три девы-невесты сидели,

Аданэвы сынов ожидали,

и стояли три шатра походных,

три шатра, подобных нашим, пригодных

для житья и зимой и летом:

о четырнадцати крепких ребрах

для пригожих он и для храбрых -

так устроил шатры премудрый Адан,

а еще прародитель наш Адан

древо-матицу воткнул посередке.

Те шатры во всем были схожи,

были кожей тесненной крыты,

лишь в одном они были разны:

первый синий был, другой  - зеленый,

третий был золотисто красный.

Как сыграли четыре сотни свадеб,

и еще сорок семь сыграли -

три девицы незамужними остались...

Вот сидят они в шатрах высоких,

не едят, не пьют, не спят, прядут пряжу,

белый лен прядут и шерсть овечью;

днем и ночью на белом камне

их костер  горит негасимо:

дабы дыма было побольше,

днем сырыми дровами кормят

и зелеными лапами елей,

чтобы тлели они, дымили,

чтобы издали дым был виден,

по ночам же сухими дровами

кормят пламя, чтобы жарче пылало,

чтобы ярче оно горело,

чтобы издали было видно -

отовсюду костер их виден.

Те три девы людям прорицали,

по огню судили, по дыму,

по кудели и пряже гадали -

не сидели без дела, праздны:

то, что ныне и что отдаленно,

люди разны и судьбы разны,

а всего не сказать словами;

приходили, в их шатры входили,

кто в зеленый, кто в синий, кто в красный,

приходили с дарами -

льна и шерсти приносили для пряжи,

и сырыми дровами платили.

Так и жили три девы сами -

Аданэвы сынов ожидали.

В первогодье сказала Скьоди,

прорицала в шатре зеленом:

- Вот посеяно семя в землю,

прорастет из семени древо,

будет зелено дерево, цветуще

и богато будет золотыми плодами:

его ветви разрастутся в пол неба,

его корни прорастут всю землю

и скрепят собою все земли  -

так во веки вечные будет,

доколь будут земля и небо.

Во второй год сказала Годи,

она в синем шатре сидела:

- Из земли прорастает семя,

средиземья великое древо,

будет зелено древо, цветуще

и богато золотыми плодами,

доколь будет оно в середине,

вот в пол мира соленые воды,

непогоды я вижу, огонь и морок,

вот засохла зеленая крона,

вполовину она засохла -

неповинна я в том, что сказала.

И сказала о третьем годе

дева Скади в шатре своем красном:

- Все напрасно - напрасно семя,

все напрасно - напрасно древо

все напрасно - напрасно  город:

вижу я, топор лежит - будет время,

вижу пламя горит, все пожирая...

Так и жили три девы три года,

Аданэвы трех сынов ожидали.

Раскалился от огня белый камень,

разогрелся он до красного каленья,

сам он светится ночами, раскаленный,

лот него и холм зеленый разогрелся,

оттого-то и зимой студеной

он, зеленый, оставался зеленым -

и доныне этот холм обходят

непогоды, ливни, снегопады, -

лишь единожды упала капля с неба

на тот белый камень раскаленный,

на три части он раскололся.

Так и жили на том месте три невесты,

Аданэвы трех сынов ожидали.

А четвертый, он - правитель Анатэры,

он, строитель, Адана семя,

Аданайен было ему имя,

невзлюбил он трех дев-пророчиц -

или речи не по нраву были,

или песни, что девы пели,

или дым глаза ему застил;

вот созвал он на исходе года,

на исходе третьего года,

он созвал весь народ анатэрский,

а число того народа было:

девять сотен, мужи и жены,

девять сотен и с ними их дети -

все младенцы обоего пола,

все пришли на совет.

            Аданэйен молвил:

- Я, сын Адана, Аданэйен,

первый брат из перворожденных,

я поставлен отцом над вами -

ибо молвил Адан, собираясь в дорогу

вослед богу пресветлому солнцу

на закат через горы к морю:

вот я, Адан, и со мной Аданэва,

Аданэва со мной и три сына,

а четвертого над вами ставлю, -

так он молвил и так продолжил:

коль пройдем мы через эти горы,

коль найдем великое море,

будут вести - пошлю к вам сына,

вы же стойте на месте три года;

коль не выйдем к великому морю,

коль не будет конца дороге -

пусть хранят вас боги! Так он молвил.

И сыграли мы четыре сотни свадеб,

и еще сорок семь сыграли -

три девицы незамужними остались.

Миновались два года и третий

на исходе год - решайте, люди:

хоть я первый и над вами поставлен,

вам я ровня, но не равен властью,

каждый частью своей владеет -

власть моя надо всеми вместе -

выбирайте: либо путь-дорогу

вослед богу пресветлому солнцу,

либо жить вам на этом месте,

ибо Адана путь неведом,

солнца светлого путь невидим -

ходит солнце по-над горами,

мы ж стопами по земле ступаем

и не знаем своей судьбины.

А еще говорится:

лучше в доме жить в ограде,

чем: мечтая о награде,

по земле бродить при стаде,

неизвестно чего ради.

Скьоди молвила в шатре зеленом:

- Миновало два года, третий

на исходе, да не весь он вышел,

Годи молвила в шатре синем:

- Вот стадо в ограде,

пастух при стаде,

чего же ради

мечтать о награде!

Скади молвила в шатре красном:

- Все напрасно, - молвила Скади.

Услыхал Аданэйен, рассердился.

Невзлюбил он трех дев-пророчиц:

или речь их была не по нраву,

или песни, что девы пели,

или дым глаза ему выел,

только молвил он, и вот его слово:

- Или я - или эта Скьоди,

или я - или эта Годи,

или я - или эта Скади,

выбирайте, люди,  между нами,

выбирайте, ибо в Анатэре,

в Серединном городе ныне

каждый волен выбирать свою долю,

а судьбы своей никто не знает.

Растерялись анатэрцы, смутились,

стали спорить они, браниться

и не знали, кого им выбрать.

Скьоди вышла из шатра, сказала:

- Миновало два года, третий

на исходе, да не весь он вышел,

весть услышал бы Аданэйен

на исходе третьего года.

Годи вышла из шатра, сказала:

- Вас немало в ограде Анатэры,

будь един пастух в едином стаде;

раньше времени время вышло

ныне время - пора идти нам,

а конца пути нам не видно.

Скади вышла из шатра, сказала:

- Миновало - все миновало.

Так сказала провидица Скади.

Преклонились люди, на колени пали,

расступились девять сотен - мужи и жены,

с ними дети обоего пола -

вкруг холма в три ряда стояли, -

и спустились по зеленому три девы,

по зеленому с холма спустились,

Годи в синем, Скьоди в зеленом,

Скади в красно золотистом платье.

Поклонился трем девам Аданэйен,

молвил он, владыка Анатэры:

- Нэйна, нэйна! увы мне, Аданэйену!

Аданэйена простите, девы.

Коль пастух не один при стаде,

разобьется на части стадо,

и не будет мира между ними.

Поклонились ему три девы:

- Ты разумен, Аданэйен Анатэрский,

но посеял ныне  желудь - увидишь:

будет древо твое могуче,

но созреют плоды - увидишь.

А конца пути и нам не видно.

И пошли они к закатным воротам,

Вот идут они к закатным воротам,

вот прошли под закатной башней

и к закату ушли на закате

Скьоди, Годи и Скади с ними,

и конец их пути неведом.

Как ушли они, три дня миновало,

без огня остывал белый камень,

не успел остыть к исходу года, -

был он бел, да почернел, закоптился, -

в третий полдень на исходе года

с неба капля дождя упала

на тот белый камень раскаленный -

 расколола его на три части.

Черный ворон летел над долиной,

 он летел над холмом зеленым,

спелый желудь нес воронятам,

уронил он спелый желудь наземь,

на тот белый расколотый камень.

Прорастал по осени желудь,

вырастал к весне дуб зеленый,

дуб зеленый в четыре обхвата,

разорвал он камень на три части,

разорвал на три части, раздвинул,

их раздвинул, обвил корнями,

укрепил на местах три камня,

дуб священный посреди Анатэры.

Дуб в дубу,

в дубу дупло,

в дупле нора,

в норе дыра,

а в дыре той море преогромное,

а на море остров каменный,

а на острове дуб стоит,

а в дубу том дуб,

в том дубу дупло,

в дупле нора,

а в норе дыра,

а в дыре той небо превеликое,

а на небе облако,

а на облаке дуб стоит,

под ним девка сидит,

она пряжу прядет,

судьбу говорит,

а под дубом другим, там женка сидит,

она пряжу прядет,

судьбу говорит,

а под третьим старуха сидит,

она пряжу прядет,

судьбу говорит:

кому ныне родиться,

кому жениться,

кому в гроб рядиться.

На дубу том ворон,

в дупле - медведь,

в норе - змея,

а в дыре - хворь твоя.

Дуб спилю.

Зуб замолю.

Слово мое крепко. Возьми корешок, прокинь три раза через огонь и разотри. От зубной боли.

 

VII. 

[Великое море. Моление Адана о земле. Аданэйвин заклинает сосну. Лодка. Аданайван-кузнец. Морог твори Морского Змея. Загадка. Рыбалка. Великая рыба. Морской Змей. Ильмо Ватир поднимает остров Аталанту. Плач Аданэвы. Рождение внуков Адана. Колыбельная.]

Ходит по небу, солнце по небу -

от восхода идет к закату,

ходит ветер, куда захочет, -

гонит по морю великие волны.

Молвил Адан: - “Благие боги,

без дороги я сыскал дорогу

вослед богу пресветлому солнцу:

ходит солнышко от восхода к закату,

ветер ходит, куда захочет,

гонит по морю великие волны.

Боги, дайте мне новую землю.

Вот я, Адан, и со мной Аданэва,

Аданэва со мной и три сына,

вот три сына и три невестки,

а четвертый сын  - пастух при стаде -

моего не послушал слова.

Боги, дайте мне новую землю.

Вот я взял быка и корову,

жеребца я взял и кобылу,

трех овец я взял и барана -

расплодилось ныне мое стадо,

надо стаду травой кормиться,

Боги, дайте мне новую землю.

Вот от телок пойдут телята,

от кобылок жеребята родятся,

а ягнят и считать не станем -

расплодится,  разрастется стадо,

негде будет ему кормиться.

Дайте, боги, мне новую землю.

Вот великого моря чаша,

нет у чаши другого края,

да земля не наша под ногами.

Дайте, боги, мне другую землю.

Молвил Ваймо, владыка поднебесья,

Ильмо Ватеру, владыке моря...

Отвечал ему Ильмо Ватер:

“Все мы ровни и равны властью,

каждый частью своей владеет:

пусть готовят они лодку, и снасти

пусть готовят для рыбной ловли...

Аданайвин взял топор,

Аданайвин в бор пошел,

там нашел сестру, сосну,

с нею разговор завел:

- Ты, сестра моя, сосна,

ты, сестра-сосна-красна,

ты красна, пригожа,

золотая кожа,

ты пригожа, дева,

очень гожа в дело:

я тебя не погублю,

расколю,

распилю посередке -

ты терпи, сестра,

ты вопи, сестра! -

я тебя скреплю, плоть возьму твою,

сколочу,

сплочу -

станет плоть твоя, сестра,

плотью лодки.

Ты, бессмертный дух сосны,

ты живи в доске и в брусе,

в днище, в стяжке и в подкосе,

ты в носу, в корме,

ты в бортах, в скамье,

в кормовом весле и в веслах,

в мачтах, в реях-коромыслах.

Ты храни нас среди моря

от напастей,

от ненастий,

от несчастия и горя.

Ты прости мне грех,

Эва, Дева, Эйвин-бог!”

Там рубили они, кололи,

там пилили они, тесали,

лодку строили больше прежних,

пребольшую сплотили лодку:

перво-наперво - скелет-основа,

кряж сосновый - хребет и ребра,

будто остов кита большого

Ильмо Ватир на берег вынес;

А по ребрам обшили тесом,

пропитали смолой горячей, -

что ладонь на просвет, он красен

и прозрачен, тес просмоленный, -

и не толст он, не слишком тонок,

звонок он, будто медь, и прочен -

ни морскому змею, ни утесам

с  этим тесом вовек не сладить;

меж бортами скамьи укрепили,

те скамьи - для восьми пар весел...

кормовое весло веревкой

прикрутили, чтобы легко ходило, -

те веревки лубяные вили

Аданэва и три невестки,

а иные, для тонкой оснастки,

там льняные веревки были;

меж скамьями второй и третьей

мачту пяткой в гнездо вогнали,

и подвесили два коромысла -

натянули ветрило льняное,

парус белый - немало ткани

в трех шатрах невестки наткали;

на восьми катках ладьи стояла

носом к морю - на носу высоком

там морского змея из меди

пучеглазого изваял Аданайвин.

Темный Морог, во тьме творящий,

сотворил он большого змея,

сотворил он морского змея,

положил его на дно морское -

там лежал змей пучеглазый недвижимо.

VIII. 

[Плавание: остров белых айвов, остров руконогов и другие острова, остров белых эйвов. Закатные врата. Чертоги богов. Боги и Адан. Уход Адана. Песня о двух звездах.]

Ветер веет, куда Ваймо хочет.

Ильмо Ватир выпасает волны.

Солнце ходит от восхода к закату.

Восемь раз они спускали лодка,

восемь раз выходили на ловитву,

восемь раз возвращались пустые.

На девятое утро Адан,

вышел к морю он, поклонился,

поклонился, премудрый, молвил:

“Благодарствую, владыка Ваймо:

восемь ден нам попутный ветер -

утром в море, под вечер с моря.

Благодарствую, Ильмо Ватир,

восемь ден, как ягнята, волны,

воды - лен голубой над солнцем.

Восемь раз мы спускали лодку,

восемь раз выходили на ловлю,

восемь раз возвращались пусты.

Только начали мы путину -

паутину сетей порвали.

В первый день, во второй и в третий

ничего нам в сети не попалось.

В день седьмой нам тюлень попался -

отпустили тюленя в море,

а тюлень нам измолвил слово:

в день девятый улова ждите.

Да уловят ваши сети молитву:

в день девятый, боги, нам ловитву дайте.

Дайте, боги, мне новую землю!”

Молвил Ваймо, владыка поднебесья,

Ильмо Ватеру, владыке моря:

“Все мы ровни и равны властью,

каждый частью своей владеет -

Ильмо Ватир, подай им помочь”.

Отвечал ему Ильмо Ватер:

“Пусть готовят лодку, и снасти

пусть готовят для ловли рыбы...”

...Ходит по морю баран:

дно морское попирает

ногами,

свод небесный подпирает

рогами -

ноги черные,

роги белые,

а руно

зелено...

Кто тому барану пастух?..

Вышел в море премудрый Адан,

вышел Адан и с н им три сына:

Аданайвин, Аданэйвин и третий,

Аталантэ ему было имя.

Чуть отплыли - забросили сети,

погодили, потом достали

сети, полные мелкой рыбы:

мелка рыба - чешуя серебра.

Чуть подальше они отплыли,

сети бросили -  с трудом достали

сети, полные крупной рыбой:

рыба крупная - чешуя золотая.

Еще дальше они отплыли,

уж и берега им не видно,

сети бросили, погодили,

погодили да потянули,

потянули, да не достали -

превеликая попала рыба в сети.

Не они ее - она потащила,

потащила рыба лодку в море,

захлестнулась петлей веревка,

обвилась она вокруг носа, веревка,

потащила их рыба в море.

Нос рубили - не разрубили:

он, высокий, был медью окован,

на носу том из меди змея

пучеглазого изваял Аданайвин.

Темный Морог, во тьме творящий,

сотворил он большого змея,

сотворил он морского змея,

положил его  на дно морское.

Там лежал он, не лежал, недвижимо,

там дышал он, нее дышал, недвижимо,

там и жил он, не жил, недвижимо,

а по жилам жар кружил недвижимо -

темный пламень вложил Темный Морог

в жилах змея морского - ждал он,

он и ждал, и не ждал пробужденья.

Ильмо Ватир, из богов сильнейший,

он сильнейший, владыка моря,

вод владыка больших и малых,

вот сошел он на дно морское,

подошел он к морскому змею -

тот лежал, не лежал недвижимо -

подлезал под него Ильмо Ватир,

в три погибели он согнулся,

он коснулся колен плечами,

он уперся плечами в змея,

он руками уперся в змея,

поднатужился, покачнулся,

покачнулся он, разогнулся,

разогнул Ильмо Ватир спину

и приподнял морского змея, -

и свисал с его плеч змей великий, -

он приподнял морского змея,

отдохнул, разогнул колени,

руки выпрямил, вытолкнул змея

тело каменное до половины -

хвост змеиный на дне остался,

голова змеиная осталась,

середина змея - дугою,

а спина - превеликий остров,

превеликий, продолговатый,

посредине хребет островерхий -

не хребет, а хребтина змея,

водопады по камням сбегают.

- Вот и все! - сказал Ильма Ватир,

- Вот и все! - улыбнулся Ваймо...

На заре, на зоре

плачет Аданэва:

- Горе! Горе!

Слышит ее ветер,

На заре на зоре

кличет Аданэва:

- Где вы? Где вы?

Слышит ее ветер.

- Ты верни мне, море,

мужа  Аданэвы.

Слышит ее ветер.

- Ты верни мне, море,

сынов Аданэвы.

Слышит ее ветер.

- Мне верни сынов и мужа,

грозный Ильмо Ватир.

Плачет Аданэва:

муж не вернулся,

муж не вернулся,

сыновья пропали.

Плачут невестки:

мужья не вернулись,

мужья не вернулись,

сыновья родились.

Родилось три сына,

Аданэва плачет,

плачет она, плачет,

внуков баючит:

- Ойли-эйли, детки,

спите ли, сиротки?

Ваши вот родители

выходили в море,

плыли они в лодке,

встали посередке,

сети закинули -

много рыбы вынули:

чешуя - серебро,

перо золото,

Нэйна-нэйна, детки,

спите ли, сиротки?

Ваши вот родители

выходили в море,

плыли они в лодке,

встали посередке -

глубина там, глубина, -

сети закинули,

ничего не вынули:

им попалась рыбина,

рыба преужасная,

чешуя алмазная,

а перо железное -

сети закусила,

в море потащила.

VIII. 

[Плавание: остров белых айвов, остров руконогов и другие острова, остров белых эйвов. Закатные врата. Чертоги богов. Боги и Адан. Уход Адана. Песня о двух звездах.]

На закат их потащила рыба;

лодка по морю полетела,

без ветрила, без весел летела,

не стрелой она летела  -  быстрее:

скачет конь огнегривый солнца -

и за ним поспевала рыба,

от полуденного часа до заката

одолела дорогу в пол неба

вослед богу пресветлому Солнцу,

переплыть сумела великое море.

Проплывали они разные земли.

Первый остров был - алмазные горы,

 на том острове живут белые айвы,

медь куют они, железо плавят,

славят солнце и Айвэ-бога;

хоть немного их числом, зато умелы -

кузнецы они получше черных айвов:

у тех в горных кузнях горит темный пламень,

а у этих в горнах горит пламень солнца;

берега там - камень самоцветный,

жемчуга там от луны родятся,

там богатым кичиться нечем:

что булыжник - золотой самородок,

в огородах на смородах - смарагды,

на орешине алмазные орехи.

А еще проплывали остров,

на том острове живут руконоги,

что богов не зная, солнце славят,

носорогов, носоруков ловят:

носороги им рогами пашут,

хвосторуки носорогов погоняют,

носоруки сеют, поливают,

носороги пожинают жатву,

носоруки носят на гумнище,

хвосторуки молотят хвостами,

носоруки с руконогами веют -

преобильны там урожаи!

А еще там остров одноглазых -

глаз единственный у них на затылке,

остров гопбитов - живут они в норах,

остров раругов змееголовых:

на спине у них драконий гребень,

вместо ребер у них рыбьи жабры -

эти раруги разумны и добры.

А последний остров светлых эйвов,

Эйвилон, где славят Эйвин-бога,

славят солнце и богиню Эву -

все лесные девы оттуда родом, -

этот остров издалека слышен,

пахнет медом, цветами пахнет,

 на том острове ягнята мирно

с белым барсом пасутся рядом,

ни вражды там нет, ни печали,

как вначале было на озере Гьюди;

люди-эйвы там, как птицы, летают,

им плащи заменяют крылья;

одного лишь не было у эйвов:

все равны они, все велики,

и владыки не было над ними.

Так их по морю тащила рыба

от полуденного часа до заката,

одолела в пол неба дорогу

вослед богу пресветлому Солнцу,

переплыть смогла великое море,

приплыла она к великой двери,

у закатных врат остановилась.

Те ворота из алмазной меди -

вроде золота, прочней алмаза,

нестерпимо для  глаза блещут

на их кованых створах узоры,

а великого моря волны

днем и ночью плещут в замкнутые створы -

лишь единожды в день те ворота

отворяются на закате,

в  них въезжает Солнце-бог неторопливо,

огнегривый конь в его повозке;

за вратами, там богов чертоги,

там все боги сидят, пируют,

пьют, едят, поют, на струнах играют,

Солнце-бог им приносит вести,

с ними вместе до утра пирует.

Тех чертогов  свет, где пресветлые боги,

пьют, едят, поют и на струнах играют,

видят смертные на закате:

видят люди золотые стены,

голубые, пурпурные стяги,

светозарные своды видят,

воды моря их отражают,

пока створы ворот закатных

не закроют великие боги.

Ни единый из людей доныне

не стоял на пороге дома,

где великие боги пируют,

пьют, едят, поют и на струнах играют,

ни единый не вошел в чертоги -

одному лишь отворились ворота   .

Притомились Аданэйвин, Аданайвин,

притомился младший, Аталантэ,

как за остров Эйвилон заплыли,

притомились они, уснули.

Не уснул лишь премудрый Адан,

к нему рыба выплывала, говорила,

ее слушал премудрый Адан;

- Слушай, Адан, - сказала рыба, -

одолела я дорогу в пол неба

вослед богу пресветлому Солнцу,

принесла тебя к порогу дома,

где пируют благие боги,

ко вратам из алмазной меди -

никогда тут люди не  бывали.

Поспевала я за солнцем, не поспела,

не поспела - затворились ворота:

встань на спину мне, премудрый Адан, -

для тебя ворота отворятся:

- Будет смертный среди бессмертных

сам бессмертен, доколи смерти

сам он, смертный, не пожелает,

ибо смерть его не в нашей воле, -

так сказали мне благие боги.

Поразмыслил премудрый Адан,

поразмыслили, ответил рыбе:

- Вот я - смертный; среди бессмертных

мне бессмертным быть не пристало:

мы не ровни и не равны властью,

каждый частью своей владеет -

вот сыны мои, вот Аданэва,

слышу, плачет, доносит ветер:

- Горе! Горе! - Аданэва плачет,

- Где вы? Где вы? - кличет Аданэва, -

вороти сынов и мужа, грозный Ильмо Ватир.

- Будь по-твоему, премудрый Адан,

неразлучен будешь с Аданэвой,

только ночь и день с богами пропируешь.

Встань на спину мне, премудрый Адан,

сыну младшему отдай веригу -

золотую цепь отче власти,

старшим части иные будут -

честь и счастье поровну разделят.

- Так оно да будет! - молвил Адан,

встал он на спину великой рыбе,

приоткрылись чуть-чуть ворота -

луч зеленый обозначился в небе.

Когда боги выходят ночью,

в небе сполохи полыхают.

Обернулась Аданэва, говорят,

белой лебедью летела, говорят,

белой лебедью  летела на закат.

На закате звезда Адан, говорят,

Аданэва-звезда рядом, говорят,

две звезды там неразлучные горят.

IX. 

[Верховная власть младшего брата. Аталантэ. Сон братьев. Обратный путь. Аталанта.]

Пробудились Аданэйвин, Аданайвин,

пробудился младший, Аталантэ,

пробудились в лодке среди моря -

ночь и день они до вечера спали.

Пробудились они, огляделись -

где отец их, премудрый Адан? -

нет его! Только рыба в лодке,

только рыба - золотые слитки,

и серебряные слитки - рыба,

да на шее у младшего брата,

на груди у него - верига,

золотая цепь - знак отчей власти, -

на груди у младшего, Аталантэ.

Поклонились ему старшие братья,

поклонившись, ему сказали:

- Был ты младшим среди нас,

ныне старший,

на тебе верига-цепь

отчей власти,

твоя воля, Аталантэ, -

отчья воля,

мы же., братья, как сыны,

тебе покорны.

Видно сон нам один приснился.

Поклонился им Аталантэ,

поклонившись, Аталантэ молвил:

- Был я младшим -

старше старших не стану,

отчей власти

все мы, братья, покорны,

честь и счастье

поровну разделим.

Видно, сон нам один приснился:

как стояли мы на закате

у закатных врат из алмазной меди -

там же люди вовек не бывали,

за вратами! - там богов чертоги,

в тех чертогах боги пировали,

призывали Адана: - С нами будешь!

Отвечал им отец наш Адан:

- Вот я - смертный; среди бессмертных

как до смерти я бессмертным буду?

То ли волей моей то будет, то ли честью?

Каждый частью своей владеет.

Благодарствую, благие боги.

И тогда позвали боги рыбу;

приплывала звездная рыба -

чешуя алмазная, хвост железный, -

тут отец наш Адан, с  ним же Аданэва,

наша матерь, рядом, богам поклонились,

поклонились, на ту рыбу встали -

поплыла чудесная рыба,

та небесная рыба, в небо,

многозвездное море над нами

отражается в нашем море:

вот алмазная рыба, хвост железный,

вот на ней отец наш - звезда Адан,

матерь наша - звезда Аданэва.

Дай нам, Ваймо, попутный ветер.

Да хранит нас в море Ильмо Ватир”.

Поднимали они ветрило

на высокой мачте, на коромыслах

белый лен, что соткали жены.

Дал им Ваймо попутный ветер,

море тихое дал Ильмо Ватир, -

как стрела, их ладья летела.

Как стрела, их ладья летела,

пела песни вода за кормою,

да  невеселы были братья.

Вот   улов у них богатый в лодке::

груды рыбы - золотые слитки,

и серебряные слитки - рыба.

Ни питья у них нет, ни снеди -

сети бросили - ничего не поймали:

пухнут с голоду, от жажды сохнут.

Ничего они не пили, не ели -

три недели на восход они плыли,

среди вод земли не видали.

Увидали на утро - птицы;

знать, земля уже где-то рядом,

пахнет медом, цветами пахнет.

Вот причалили к острову Эйвилону,

там встречали их белые Эйвы,

прихватили их, величали,

говорили белые Эйвы:

- Все мы равны и все велики,

одного нет владыки над нами,

мы дадим вам питья и снеди -

нам ни золота, ни меди не надо,

мы дадим вам питья и  снеди,

и две пары гребцов в придачу, -

пусть останется Аданэйвин,

пусть отныне он правит нами.

Поднимали они ветрило

на высокой мачте, на коромыслах

белый лен, что соткали жены.

Дал им Ваймо попутный ветер,

море тихое дал Ильмо Ватир, -

как стрела, их ладья летела.

Как стрела, их ладья летела,

пела песни вода за кормою,

да  невеселы были братья.

Трое  было, осталось двое

и две пары гребцов в придачу,

эйвы белые - мужья и жены.

Эйвин молвил им на прощанье:

- Отчей власти мы все покорны,

честь и счастье поровну делим,

на три части наш улов разделили.

На восток их ладья летела,

три недели они грустили,

эйвы пели, молчали братья.

Вот алмазную гору видят,

к Айвинору несет их ветер,

и причалили к Айвинору,

Айвы белые их встречали,

привечали их, величали,

на ладью их глядели айвы.

И сказали им белые Айвы:

- Есть и золото у нас, и алмазы,

а такого мы ни разу не видали,

чтобы змей морской, пучеглазый,

как живой, был из меди изваян -

сам же Айвин-бог так не сможет,

как то выковал ты, Аданайвин.

Мы дадим вам мечи, кольчуги,

ожерелья дадим и чаши, -

ничего мы не пожалеем, -

и две пары гребцов в придачу.

Пусть останется Аданайвин,

пусть над нами владыкой будет.

И тогда сказал Аданайвин,

поклонился он Аталантэ,

поклонился он белым айвам,

поклонился Аданайвин, молвил:

- Отчей власти мы все покорны,

честь и счастье поровну разделим:

Аданэйвин - владыка Эйвов,

Аданайвин - владыка Айвов,

Аталантэ владыкой будет

над великой страной Аталантэ.

Ты пришли мне. брат, жену и сына.

Поднимали они ветрила

на высокой мачте, на коромыслах

белый лен, что соткали жены.

Меж бортами скамьи там были,

те скамьи для восьми пар весел.

....................................

Х. 
Героические песни.

Есть великое в мире море,

есть четыре владенья в мире,

за горами - пятое владенье.

Остров Эйвилон на закате -

Аданэйвин из братьев третий,

он в ответе за белых эйвов.

Остров Айвинор в синем море,

в Айвиноре, там Аданайвин,

он в ответе за белых айвов.

Среди моря серединный  остров,

Аталанта - змеиный остров,

 на том острове Аталантэ,

Аталантэ, меньшой из братьев,

отчей волей Аталантэ владычит.

Анатэра в земле срединной,

там единый, старшой из братьев,

Аданэйен, земле владыка.

Три владенья в великом море,

а всего их четыре в мире,

за горами - пятое владенье.

    * * *

В Аталанте, городе срединном,

на том острове срединном Аталанте,

с Атласаром, сыном Аталантэ,

внуки Адана премудрого пируют.

                                Эйва!

Раз в году они гостят у брата

в месяц Ивин, когда ива расцветает:

жду звезду и до заката постятся,

а взойдет звезда - тогда пируют.

                                Эйва!

Эйвиноен Аданэйвион Эйвилонский,

Эйвиноен, господин Эйвилона,

Аданэйвина сын-наследник

с Атласаром на высоком месте

на помосте сидит рядом с братом,

сам в крылатом плаще зеленом -

плащ зеленый, золоченые крылья.

                                Эйва!

Айвинерин Аданайвион Айвинорский,

Айвинерин, Айвинора владыка,

Аданайвина-отца наследник, -

от его лица жар исходит,

как от горна кузница, - он в атласном

в одеянье красном восседает,

на высоком месте на помосте

с Анатрэйеном рядом с братом.

                                Эйва!

Анатрэйен Аданэйнион Анатэрский,

Анатрэйен, государь единый

серединной земли, Анатэры,

он напротив Атласара на помосте,

на высоком месте восседает,

а на нем все одежды простые

из холста да из кожи дубленой,

нож и меч на поясе широком -

всех он старше, Атласар - моложе.

                           Эйва!

Атласар же на высоком месте

весь он в белом, сидит  на помосте,

золотой на шее знак отчей власти,

знак, завещанный от деда.

                                Эйва!

Так сидят благие государи

раз в году на башне Ильмаорин,

раз в году они сидят на башне

в месяц Ивин, когда ивы расцветают,

ждут звезды и до  заката постятся,

а взойдет звезда - тогда пируют.

                                Эйва!

Никого к ним не пускаёт слуги -

сами братья друг о друге пекутся

и друг с другом ведут беседу.

И народы все звезду встречают:

в Аталанте стоят на крышах,

в Эйвилоне - на вершинах деревьях,

в Айвиноре - на вершине Алмазной,

в Анатэре - на хребте Закатном -

айвы, эйвы, аталанты, анатэрцы,

ждут звезду и до заката постятся,

как увидят - за столы садятся.

                                Эйва!

Возглашают весь день народы

славу Адану, славу Солнцу,

хвалу матери-Аданэве,

в Эйвилоне прославляют Эву,

в Айвиноре - кузнеца Айвин-бога,

в Аталанте Ильмо Ватера славят,

в Анатэре - печальницу Найну,

и повсюду поминают Вард и Ваймо,

всех богов благих не забывают,

а звезду увидят - восклицают:

                                - Эйва! -

и трубят в рога, на струнах играют,

за столы садятся, пируют,

до утра костры горят и светильни

на горах, по берегам и на каменных крышах,

будто звезды отражаются в море,

будто звезды сошли на землю -

звезды сверху и звезды снизу.

                                Эйва!

Вот промолвил Атласар Аталантский -

семь десятков лет он правит Аталантой,

дважды семь десятков лет всего продил -

всех моложе Аданид белокурый,

белокурый, синеглазый, безбородый

(в Аталанте бороду бреют,

безбородыми прозвали аталантов,

по их виду - не в обиду прозвали), -

так он молвил Атласар Безбородый:

- Вот сидим мы на башне Ильмаорин -

мир просторен, океан просторен,

и построен среди моря город,

мной построен и отцом, Аталантэ,

Аталанта, серединный город

на змеиной земле Аталанте;

эту землю воздвиг Ильмо Ватир,

он в едмный миг поднял Змея,

из пцчины он поднял Змея,

как просил его великий Ваймо:

вот срединный  хребет Змеиный,

не хребет, а хребтина Змея,

выше туч он и превыше Хэлтори,

среди круч там орлы гнездятся

и летают в просторе небесном,

а по кручам ручьи стекают

и сверкает вода на солнце,

когда солнце на закат перевалит;

Вот он, вот восходит город по уступам

от морских ворот до самой башни,

до высокой башни Ильмаорин -

так устроен город Аталанта.

Семь десятков лет без изъяна

мы встречаем, братья, звезду Адан,

мы звезду встречаем, братья, вместе,

честь по чести восхваляя деянья

отца Адана и Аданэвы,

и Творца богов, и творенье

сотворенное богами в одночасие.

И согласие да будет между нами!

                                                           Эйва!

И ответил ему Эйвиноен -

ликом светел верховный Эйвин,

сладкогласый, сереброволосый

(все рождаются эйвы седыми,

молодыми живут, не старей,

а приходит их срок - улетают,

без врозврата они улетают,

слвоно тают у врат заката), -

и сказал Эйвиноен Светлый:

- Атласар, мы с тобой согласны:

многовластны благие боги

и прекрасно богов творенье,

но творилось не в одночасье,

и согласье не вечно будет;

кто забудет об этом, братья,

тот с проклятья затворы снимет

прежде срока. - Широко море,

мир застроен и дан народам,

все мы ровни и родом, и властью,

каждый частью своей владеет -

и согласие да будет между нами!

                                               Эйва!

Айвинерин чернобородый

(борода у  него по пояс,

от лица его жар исходит)

Айвинерин, царь в Айвиноре

(и во взоре его будто пламя)

ничего не  сказал - “молчунами”

их не даром прозвали, айвов,

головою кивнул он, молча.

Анатрэйен, из них он страший,

на три года он старше братий,

знавший битвы, водивший рати,

прежде всех он владыкой ставший,

постаревший там, в Анатере,

в серединной земле пограничной,

где привычной стала гибель в битвах,

 где в молитвах - врагам проклятья,

усмехнулся в свой ус Анатрэйен,

был он рус, сероглаз и строен,

помолчал и сказал он: - Братья!

Нет же, братья,  согласья в мире,

шире мир четырех владений -

есть и пятое за горами,

есть проклятое на восходе,

за горами оно на восходе -

 и на всяком народе проклятье,

ибо там, на озере Гьюди,

где впервые люди пробудились,

мудрый Адан с Аданэвой пробудились,

когда не было еще  Анатэры,

когда веры не было - были боги

и с людьми они говорили,

там немало людей осталось

и немало с пути вернулось,

и немало в пути отстало,

и немало в горах осело -

и над ними теперь владычит,

будто зверь над людьми, владычит

Темный Морог в  обличье змея:

он, умея менять обличье,

он сильнее любого бога -

Ильмо Ватира не сильнее,

Илмо Ватиру он уступит,

Ильмо Ватир его утопит,  -

а на суше ему нет равных;

он же души людей калечит,

из людей он нелюдей деет,

он из айвов деет темных айвов,

он из эйвов деет темных эйвов,

и никто ему не перечит,

ибо тьму поселил он в душах -

и что хочет он, то и деет;

разрослась его власть без меры:

он владеет восточным краем

до восточных границ Анатэры,

 а что будет - того не знаем;

и земля та зовется Моргвид,

даже солнце над нею меркнет,

тьма и морок над той землею,

Темный Морог вледеет ею;

сорок лет мы уже воюем,

а что будет - того не знаем;

сорок лет мы кольчуги носим,

 но не просим у вас подмоги -

видят боги, у нас  хватает

и оружия, и отваги,

мечи востры, упруги копья,

туги луки, высоки башни, -

нам не страшны Мороговы слуги;

страшен Морог - во всех обличьях,

то в звериных, то в человечьих

он является, где захочет,

он пророчит и он колдует,

крычет вороном, волком воет,

козни строит, посевает споры,

прорастают споры, расцветаю ссоры

и плоды созревают - распри:

друг на друга идут народы,

и уроды тогда родятся,

и рядятся во все обличья,

и садятся они на троны, -

нет от Морога обороны,

темен морок его проклятья!

Сорок лет мы уже воюем,

а что будет - того не знаем,

сорок лет мы кольчуги носим,

но не просим у вас помоги -

своей мочью врага осилим,

сами отчью вину искупим,

ибо Адан веле три года

жить в шатрах и не строить града,

но построил Аданэйен Анатэру,

серединный прекрасный город,

сам едины” и самовластный,

Анатэрой он долго правил,

умирая, оставил сыну,

мне оставил великий город

и великой вины искупленье

мне исполнить завещал. Обещал я.

Все мы ровни и равны властью,

каждый частью своей владеет:

часть моя - не наследство деда,

и победа мне будет честью!

Так сказал Анатрэйен гордый,

непокорный преславный воин.

Черный ворон сел на окошко,

против солнца он сел, могучий,

слвоно тучей затмилось солнце;

Анатрэйен увидел - острый

нож из ножен он вырвал, быстрый

искрой солнечной нож метнулся,

промахнулся - окрай бойницы

нож ударился и отпрыгнул,

черной птице отсек он коготь,

только коготь налевой лапе.

Страшным граем загрял ворон,

 он завыл, он залаял, ворон,

и умчался в свои границы -

акоготь птицы лежать остался -

без мизинца остался Морог,

и поклялся он страшной клятвой

Анатэру и Атпланту

и все племя лдское в пламя

ввергнуть - время его настанет!

Анатрэйен взглянул, промолвил:

- Вот он, черный врага мизинец -

вот гостинец богам на праздник!

Хоть прицелился я неплохо,

улетела сегодня птаха,

плаха ждет врага и дождется!

И теперь я  залог имею - 

я на шею повешу коготь,

этот коготь - залог победы.

Атласар Безбородый молвил:

- Берегись, Анатрэйен Гордый,

орды Морога наготове -

море крови пророчит коготь,

 этот коготь пророчит горе,

лучше в море утопим коготь -

 Ильмо Ватиру будет - жертва.

Отвечал ему Анатрэйен:

- С Ильмо Ватиром я не спорю -

будет морю другая жертва;

ты же, младший, над нами старший,

я же, старший, - из братьев худший;

пусть же будут у нас отличья:

золотая верига отчья

у тебя, у меня же - птичья;

ровни мы, но  не равны властью -

каждый частью своей владеет,

Айвинерин Молчун промолвил:

- Берегись, Анатрэйен Гордый,

орды Морога наготове -

кровь и пламя пророчит коготь,

козни, казни пророчит черный, -

лучше в горной моей алмазной

кузне, в горне, в огне расплавить

это палец железный, вражий,

бесполезный и даже  вредный.

Анатрэйен ему ответил:

- Айвин-богу поклон и слава!

Из расплава алмазной меди

мне он выковал меч победный

и охотничий нож железный!

Бесполезный или даже вредный

коготь вражий - моя добыча!

Эйвиноен Седой промолвил,

молодой он, седобородый,

сребровласый премудрый эйвин:

- Было, братья, у нас согласье,

в одночасье его не стало;

Темный Морог немало сделал -

темен морок его проклятья:

сеет споры - родятся ссоры,

скоро зреют плоды их - распри.

Есть обычай: добычей всякой

всяк владеет своей, как хочет -

хочет, мечет в огонь добычу,

а захочет, ив море бросит

или носит ее на шее -

всяк хозяин своей добыче.

Ныне, братья: мы все попались,

будто пташки на клей и в сети,

эти сети расставил Морог -

темен морок его проклятий.

Время - солнце идет к закату,

брату брат подай же руку,

пусть урок нам в науку будет.

Кто забудет об этом, братья,

тот с проклятья затворы снимет

прежде срока. Широко море,

мир просторен и нам дарован:

родом ровни мы, равны властью,

каждый частью своей владеет.

И не будет между нами согласья!

Так сидели четыре брата

на высокой башне Ильмаорин,

с Атласаром Айвинорин, Эйвиноен

и четвертый, Анатрэйен Анатэрский,

 дерзкий воин по прозванию Гордый -

черный коготь у него на шее,

палец Морога, ножом отсеченный,

Никого к ним не пускают слуги,

друг о друге сами братья пекутся

и друг с другом ведут беседу,

ждут звезду - до заката постятся,

а когда взойдет - поднимут чаши.

                                                           Эйва!

Ранним утром Анатрэйен Гордый,

духом твердый, он поднял свой парус,

отворились морские ворота,

провожали его три брата

на исходе месяца Ивин,

при народе он молвил братьям:

- Видят боги, я люблю вас, братья,

но помоги вашей мне не надо,

мне награда нужна - победа

или гибель, а иного не надо.

Мое слово попомните, братья:

коли взять я не смогу победу,

вы по следу моему пойдете,

ибо молод мой сын Анадойен,

он не воин еще; к тому же

мужа Найне, дочери, найдите,

дочь мою храните, как родную,

а иным мне помочь невозможно.

Так он молвил. Отворились ворота,

 поклонились ему три брата,

и вдоль берега поплыл он на север,

обогнул он остров Аталанту

и к восходу повернул Анатрэйен,

к своему народу, к  Анатэре.

Среди гор - Срединный город, Анатэра,

среди мира - белая ограда,

стены белые, надвратные башни,

за стенами пашни и пастушни,

за лугами - гор высокие отроги,

а по склонам - чертоги леса:

где еловый лес, где бор, где дубрава  -

такова оправа Анатэры.

А в ограде - высока его ограда! -

среди града холм стоит зеленый,

на зеленом лежит белый камень -

и доныне на том же месте

на вершине холма лежит он,

был он бел, а теперь стал темен,

был он цел, а теперь расколот,

будто молот ударил в камень,

будто пламень ожег палящий, -

с того камня настоящий Адан,

там стоящий, озирал Анатэру,

когда не было еще Анатэры

и с людьми говорили боги.

Вот рога запели в Анатэре,

загремели била тревогу,

выходило в дорогу войско

на врага через восточные ворота;

войско малое выходило,

знамя белое подымало,

а на знамени дуб зеленый,

он три камня скрепил корнями.

Восемь сотен конных выезжало,

девять сотен пеших выходило,

войско малое -

плащи алые

на всех конных,

а все пешие в зеленых одеждах.

У всех конных на плечах кольчуги,

у всех пеших - воловьи латы,

у всех конных крылаты шлемы,

у пехоты шишаки с повязкой,

у всех конных мечи и пики,

у всех пеших мечи и луки,

и у всех щиты из красной меди вязкой -

против солнца ярче солнца сверкают.

Среди ночи на хребте восточном

загорелись огни на башнях,

возвестили они тревогу,

мол, к порогу земли анатэрской

дерзкий враг подступил с востока.

Тот хребет стоит оградой восточной,

неприступной, высокой прочной

и с единственным перевалом,

охраняемым рвом и валом,

и по валу стеной безвратной

лишь с калиткой одной заветной,

неприметной, в каменьях скрытой

там, где ход под землей прорытый,

а иной там не сыщешь двери, -

 нет из Моргвида к Анатэре

ни единой другой дороги;

и стоит на Пороге стража,

на восток обратясь очами,

днем не дремлет, не спит ночами,

и сверкают мечами грозно.

А всего сторожей две сотенки,

все работники они, все охотники;

коли тысячная рать наступает,

а такое что гни день бывает,

половина дозорных бьется,

половина спит-почивает;

коли больше, к примеру скажем,

тысяч десять в том войске вражьем,

всем работа найдется стражам;

коль врага немалые тыщи,

зажигают они огнище

на одной из высоких башен -

тот огонь и с лугов, и с пашен,

и со стен городских увидят,

тогда войско из города выйдет,

коль врагов несметные тыщи,

зажигают второе кострище;

но такого вовек не бывало,

чтобы там три огня пылало.

Вот восходит Анатрэйен Гордый

твердой поступью по каменным ступеням

в плаще пламенном, владыка Анатэры, -

серы очи его, взгляд орлиный,

а на шее - длинный черный коготь,

палец Морога, ножом отсеченный, -

вот восходит он на башню Порога

и глядит с перевала в Моргвид:

отчего пошла тревога ночная?

Отчего пошла тревога ночная?

Где же вражье несметное войско?

Не видать прямой угрозы с востока:

сколько ока хватает, не видно,

только грозы гремят сверкают

на высокой горе Хэлтори

над широким озером Гьюди,

где впервые люди пробудились,

там же ныне владычит Морог,

мга и морок теперь в долине,

будто зверь там лежит в берлоге,

но врага не видать воочью, -

кто   же ночью ломился в двери

к Анатэре на ее пороге?

Ничего ему не молвят стражи,

даже вспомнить они не могут:

то ли Морог к ним сам явился,

то ли морок то был и чары,

только дрожью дрожали горы

и заржали в испуге кони;

не бежали в испуге стражи,

и хотели бы не сумели, -

отказали им ноги, руки, -

брали луки они и стрелы

и метали без цели стрелы -

чуть друг друга не постреляли;

зажигались огни на башнях,

они сами зажглись на башнях;

и как целы они остались

от вчерашних гостей - не знают,

а иных вестей не имеют.

Призадумался Анатрэйен,

 непокорный великий воин:

- То не  морок был, гость вчерашний!

Отчего не сгубил он стражей

и огни напустил на башни?

То не морок был, то не Морог,

страшный Муррых был, воин вражий,

вызывал меня на поединок.

Темный Морог сотворил дракона;

как убил его премудрый Адан,

в бурых недрах умирая, Уррых

комаров породил   и мошек,

ядовитых змей, червей и пиявок -

страшный Муррых, его потомок,

из потемок родился бурых,

комариным кормился зоем,

напитался змеиным шипом,

не был умным он, не был глупым,

днем не сущий, но сущий ночью,

он, несущий тоску и ужас.

был он телом песку подобен,

комариной подобен туче,

куче змей и червей подобен -

многодробен был телом Муррых,

его тело неуязвимо -

сколь не бей, попадешь не мимо,

а убить не убьешь вовеки.

Сам же Морог его страшится,

коль клубится в потемках Муррых -

с этим недругом биться насмерть,

все равно, что со смертью биться.

Молвил воинам Анатрэйен,

сам великий и гордый воин,

ободрял он бойцов понурых:

- Видят боги, достоин славы

и награды, а не позора

всяк из вас! Ибо здесь был Муррых,

для которого нет преграды:

не рукой, но тоской он душит,

души давит смертельным страхом,

так что прахом любое сердце

рассыпается, также тело;

вы же смело его встречали,

вы метали без цели стрелы -

эти стрелы все в цель попали;

оттого вы остались целы,

что в пол силы давил вас Муррых.

А еще приказал он стражам,

также конникам, также пешим:

- Коли ночью мы все поляжем

грудой праха, что будет толку?

Даже волку костей не оставим,

даже ворону на поживу,

только ветром развеет пепел

и поминок о нас не будет.

Вызвал Муррых на поединок

Анатрэйена - так не будет!

Вы же на ночь Порог оставьте,

на дороге вы ниже стойте,

вы заставой-дозором стойте,

не позором - то славой будет

тем, кто утренний свет увидит,

ибо Муррыху солнце - гибель.

Юный Грипбель, слуга  любимый,

с Анатрэйеном неразлучный,

чуть не плача,: он молвил слово,

хоть сурово, зато  учтиво:

- Я твой подданный, Анатрэйен,

и приказам твоим покорен,

будь и ты  своим клятвам верен!

Обещал ты: с тобою буду

всюду я - лишь на Ильмаорин,

на ту башню, где вы, как слуги,

друг о друге печетесь, братья,

не взойду. Ты идешь на гибель -

я с тобой, не будь я Грипбель!

Так он молвил, едва не плача.

На слова его Анатрэйен

отвечал, хоть иначе думал:

- Что же, слову я буду верен,

славу мы на двоих разделим -

будь одна на двоих погибель,

будь одна на двоих удача,

всюду будешь со мною Грипбель!

Так он молвил, едва не плача.

Вот стоят на дороге вои,

под горою войско Анатэры;

только двое стоят на Пороге

Анатрэйен и верный Грипбель;

обратили они очи на запад -

на закате за горами море.

за те горы заходит солнце,

на восток обратили очи -

на востоке безмолвен Моргвид,

черны тучи на горе Хэлтори.

Молвил Грипбелю Анатрэйен:

- Мы в сражения не раз входили,

поражения мы не знали,

унижения не потерпим.

Что же делать нам, верный Грипбель?

Ждет нас верная гибель ныне.

Сам же Морог его страшится,

коль клубится в потемках Муррых:

с этим недругом биться на смерть,

все равно что со смертью биться.

Отвечал ему юный Грипбель,

Анатрэйену слуга верный:

Говорил мне бывалый воин,

старый Троин из рода Торин,

был он черен, как дуб мореный,

был он строен,  что пень-коряга,

но проворен, как тень от птицы:

не годится, мол, сказал мне бывалый

силе малой с великой силой

на просторе, либо в поле биться,

биться надо, говорил он, в узком месте,

биться надо в теснине, в ущелье, -

в тесной щели и один стоит рати.

своей цели всегда добьется,

коль упрется спиною в камень

и, что камень, будет упорен.

Может, кстати, а может, не кстати

так мне  молвил Троин из рода Торин.

Молвил Грипбелю Анатрэйен,

сам великий, преславный воин:

- Был он, Троин из рода Торин,

лучший воин из нашей рати,

был он ранен стрелою в брани

и в кургане был похоронен,

но совет его ныне кстати;

и рассвет мы с тобой увидим,

коли ныне разумны будем:

коль не вынем мечей из ножен,

коль мечи и кольчуги сложим

здесь , на башне, и будем наги,

коли хватит у нас отваги

встретить недруга так, нагими,

ибо ныне нам разум нужен,

тебе - выдержка, мне же - ноги.

Да помогут нам боги благие!

А другой дороги я не знаю...

И снимали они кольчуги,

и сложили мечи и шлемы,

и остались в простой одеже

из холста и дубленой кожи,

будто ждет их не бой - застолье,

и сошли они в подземелье,

дверь заветную отворили.

Дверь та, замкнутая затвором,

дверь та каменная без щели

с наговором она отворялась,

затворялась же без наговору,

и ни вору, ни врагу-невере

этой двери не открыть вовеки.

До  утра на дороге войско,

при Пороге стояло войско,

наготове стояло войско,

цену крови платить готово,

и сурово молчало войско.

Не имело оно известий

и на месте всю ночь стояло,

о бесчестье молчало войско

и о мести не говорило.

Двести  стражей  и девять сотен,

опершись на мечи, стояли,

восемь сотен воткнули копья

и коней под уздцы держали.

До рассвета, приказы помня,

только слезы они глотали,

с первым солнце - бегом пустились,

кто верхом, кто держась за стремя.

Вот взбежали они на стену,

увидали - и пали духом:

Анатрэйен лежит недвижим,

будто стал ему камень пухом.

Рядом - шлем его  и кольчуга,

меч из ножен не вынут - вложен,

камень служит владыке ложем,

алый плащ ему покрывало.

Его голову на колени

примостил себе верный Грипбель

и склонился над ним устало -

знать слугу пощадила гибель.

Восемь сотен стояли вместе,

девять сотен и с ними  двести -

о бесчестье молчало войско

и о мести не говорило.

Поднял голову, молвил  Грипбель:

- Тише, люди, уснул хозяин,

труден подвиг ему достался,

а что будет - того не знаем.

С ним спустились мы в подземелье,

дверь заветную отворили,

смоляной запалили витень

и пошли тем подгорным ходом:

там по сводам весь камень белый,

весь он целый, весь без изъяна,

в триста тридцать три шага длиною,

прямизною ход стреле подобен,

белизною он подобен снегу,

а прорублен кем - я не знаю.

Отворили мы дверь вторую,

под горою вошли мы в Моргвид,

а на западе солнце село,

а весь Моргвид покрылся мглою.

Слово молвил мне Анатрэйен:

- Ты мне верен, но своеволен,

не слуга ты теперь, а воин,

будь как Троин и рода Торин,

будь упорен и будь проворен

и приказам моим покорен:

тише мыши забейся в щелку,

а иначе не будет толку -

на зубок попадешься волку;

барса горного будь бесстрашней,

страха черного ты не бойся,

как объявится враг вчерашний:

ты заставь свое сердце биться,

ты заставь его не бояться ,

чтобы страхом его не сжало,

чтобы прахом оно не стало;

пусть шипит он змеиным шипом,

пусть звенит комариным зоем -

все ты сделаешь по условью,

а что будет - того не знаем.

Так и сделал я по условью,

и любовью горело сердце,

хотя кровью оно облилось,

ибо встал он у самой двери,

встал на  камень хозяин, крикнул -

пламень светоча разгорелся,

как звезда, над его головою, -

так он крикнул, что вздрогнул Моргвид,

и откликнулся темным эхом,

и наполнились горы слухом

и ответили мертвым смехом,

он же крикнул, мой Анатрэйен:

- Слушай, Морог, и слушай, Муррых,

враг  незрячий, червячий отпрыск,

вот попрал я стопою твердой

этот камень и эту землю,

ибо эта земля по праву

изначала досталась людям,

мы же будем с тобой судиться -

не судом, но мечом отсудим!

Где же этот червячий ворох,

где же он, комариный студень,

страх ребячий, дырявый бредень -

будем биться мы или не будем?

Зашуршало, загудело, зазвенело,

будто тьма во тьме гуще стала,

налетело, завертело, закружило,

кровь по жилам уже не бежала,

сердце сжало, будто жалом пронзило,

и стучало мое сердце в ребра,

будто молот по наковальне.

А хозяин стоит - ни с места,

будто камень стоит на камне,

только пламень его озаряет,

потемневший, чадящий пламень.

Вот он вскрикнул и покачнулся,

повернулся, побрел он к двери,

вот споткнулся, шаги ускорил,

вот исчез он с огнем в пещере,

а за ним этот Муррых втянулся...

даже мрак стал как будто светел,

а меня  не заметил Муррых.

Вот лежу я, приказы помня,

только слезы лижу, глотаю,

но угрозы уже не чую

и героя в живых не чаю.

Триста тридцать ударов сердца

отсчитал я, подкрался к двери,

заглянул я - темно в пещере,

ничего мой глаз не видит,

 ничего  мое не слышит,

только пышет оттуда страхом

и тоскою пещера дышит.

Тут налег я - и захлопнулась дверца.

Дальше сказ мой недолгим будет,

ибо толком всего не помню,

как я лез по стене, по камню,

будто волком, гонимый страхом,

страхом - долгом моим и честью,

но, казалось, как птица, махом

оказался я на Пороге,

как взобрался, и сам не знаю,

ободрал только руки, ноги,

видно, боги мне помогали.

Тут я вынул свой меч из ножен,

а лежал он, где был положен,

и спустился к заветной двери,

уж и ног под собой не чуя,

и героя в живых не чая.

Там лежал он у самой двери,

затворилась она без щели,

недвижимо лежал хозяин,

упираясь спиною в камень,

и была там такая темень,

что не знал я, живой он, нет ли,

и не ранен ли, не убит ли;

духом пал я; припал я ухом

и услышал, как сердце бьется.

И взвалил я его на спину

 и  принес я его на стену.

Так он молвил и умолк, юный Грипбель.

Анатрэйен спал до полудня,

только в полдень он пробудился,

пробудился он, потянулся,

встал и молвил он, рассмеялся,

встал и молвил он: - Эйва! Эйва!

Слава солнцу - меня согрело!

Мое тело как льдина было,

Слава сердцу - оно сумело

страх осилить, но так устало,

что уснуло в груди, как птица.

Слава Грипбелю - эйва! эйва! -

жизнь - награда ему, в придачу

все получит, чего он хочет!

А в ответ ему войско кличет:

- Анатрэйену слава! Эйва!

И сказал ему юный Грипбель,

Анатрэйену слуга верный:

- Я - твой подданный, Анатрэйен,

и приказам твоим покорен,

будь и ты своей клятве верен:

ничего мне теперь не надо,

жизнь твоя - это мне награда,

а в придачу к награде мне бы

поглядеть бы с башни Ильмаорин,

как восходит в небо звезда Адан.

- Не бывать тому! - воскликнул Анатрэйен. -

Не знаешь меры  ты и своеволен!

Просил бы половину Анатэры -

получил бы. Но на башню Ильмаорин

ты не взойдешь вовек, будь уверен! -

Так в гневе молвил гордый Анатрэйен. -

Да и сделали мы пол дела,

половина еще осталась:

страшный Муррых у нас в неволе,

он в подполье сидит, в темнице,

не томится он в той темнице,

ибо тьма ему - мать родная;

мы поймать-то его - поймали,

а убить его не убили,

и как быть, я и сам не знаю.

Только солнце ему погибель.

Что ты скажешь, Грипбель хитроумный?

Отвечал ему Грипбель...